Коллектив авторов - Всемирная история: в 6 томах. Том 5: Мир в XIX веке

Октябрьский манифест, провозгласивший в числе прочих свободу собраний и союзов, изменил политическую ситуацию в стране. Как грибы после дождя, стали появляться большие и маленькие партии со своими программами, уставами, лидерами и политическими амбициями. Отражаемое ими политическое поле располагалось между крайними полюсами: революцией и реакцией. О революционных партиях, созданных до 1905 г., речь уже шла. Полярную по отношению к ним позицию занимал Союз русского народа. Его идеология опиралась на старую теорию официальной народности, дополненную славянофильскими идеями о мессианской роли русского народа и гниющем Западе. Центральную часть политического пространства занимали либеральные партии, отражающие интересы интеллигенции, промышленников, предпринимателей, — всех тех, кто в наибольшей степени был заинтересован в поступательном развитии страны, и чья идеология в наименьшей степени связана с поисками внутренних врагов. Иными словами, это были либеральные круги, равно не приемлющие крайности революционного насилия и правительственной реакции. Центр не был един, и если одна его сторона была повернута в сторону революции, то другая ориентировалась больше на монархию. Самой крупной партией либерального центра, склоняющегося в сторону революции, стала партия народной свободы, известная больше под названием «кадеты» (конституционные демократы). В эту партию вошла интеллектуальная элита страны. Конституционные демократы были сторонниками эволюционного развития, выступали против социальной революции и считали, что Россия, подобно европейским странам, должна последовательно двигаться по капиталистическому пути развития. Их политическим идеалом был буржуазно-демократический строй с соблюдением основных прав и свобод, всеобщим избирательным правом, последовательно проведенным принципом разделения властей. Другой фланг политического центра, тяготеющий к самодержавию, представляла собой партия Союз 17 октября. Октябристы, как следует из их названия, создали свою партию как партию обновленной власти. Как и кадеты, они придерживались либеральной идеологии и выступали за общий для всех либералов набор свобод: слова, печати, совести, собраний. Однако если кадеты видели в Манифесте лишь начало дальнейшей либерализации государственного строя, то октябристы готовы были им вполне удовлетвориться. Они выступали за сохранение монархии и даже, отдавая дань историческим традициям, согласны были оставить за царем титул «самодержавный», но при условии, что монарх все-таки будет «ограничен постановлениями Основных законов».

Итак, Россия превратилась в думскую монархию. Это был третий за все правление династии Романовых государственный строй после сословно-представительной монархии XVII в. и абсолютизма XVIII–XIX вв. В отличие от абсолютизма, власть царя в думской монархии была ограничена Государственной думой, правда, характер этого ограничения был неясен и вызывал постоянные споры между монархом и депутатами. Первому хотелось ограничить компетенцию народных представителей совещательными правами, вторые требовали полноправных законодательных функций. От земских соборов XVII в. Государственную думу отличал ее обязательный характер. Соборы созывались исключительно по воле монарха, когда у него возникала необходимость посоветоваться с «землей». Простые люди рассматривали свое участие в них скорее как повинность, чем как право, и не совсем понимали, зачем их советы вдруг понадобились царю. На то он и царь, чтобы самому все решать. В начале XX в. все обстояло прямо противоположным образом. Царь, имея в своем распоряжении огромный бюрократический аппарат, может быть, и рад был бы обойтись без посторонних советов, да вот общество уже не могло ему это позволить. Если потребность царя в созыве Земских соборов определялась дефицитом чиновников, то потребность общества в Государственной думе явилась реакцией на бюрократизацию всех сфер государственной жизни.

Исполнительная власть полностью принадлежала царю, а законодательная лишь частично распределилась между Государственным советом (верхней палатой) и Государственной думой (нижней палатой). Государственный совет наполовину состоял из назначаемых лиц, наполовину из выборных от дворянства, духовенства, земских собраний, академии и университетов, торговли и промышленности, Царства Польского, а также неземских губерний. Выборы в Государственную думу должны были проходить раз в пять лет (в действительности только одна Дума из четырех проработала весь положенный срок) на основе сложной избирательной системы. В столицах и крупных городах выборы были прямые, в остальных регионах — двух- и трехступенчатые. Избиратели делились на курии (разряды) землевладельческую, городскую, крестьянскую и рабочую. Выборы по первым двум куриям предполагали высокий имущественный ценз. Избирательных прав были лишены люди моложе 24 лет, женщины, военнослужащие, батраки, лица, находящиеся под следствием или имеющие судимость, бродячие инородцы и некоторые другие категории.

Торжественное открытие Государственной думы и Государственного совета. 1906 г.

Выборы в I Государственную думу прошли в марте 1906 г. при бойкотировании их революционными партиями. Почти весь оппозиционный электорат достался кадетам, одержавшим убедительную победу и получившим 179 мест из 478. И хотя это давало им всего 37,4 % мандатов и абсолютного большинства не получалось, I Дума по своей политической окраске стала кадетской. Председателем был избран один из лидеров кадетской партии С.А. Муромцев, кадеты заняли все ключевые места в руководстве Думой и превратили ее в арену борьбы с правительством. Отчасти в этом было виновато само правительство, не подготовившее для Думы пакета законопроектов, нуждающихся в обсуждении. Единственно, что было предложено на рассмотрение депутатов, — это выделение «40 029 руб. 49 коп. на постройку пальмовой оранжереи и сооружение клинической прачечной при Юрьевском университете».

Кадеты, пользуясь своим весом в Думе, пытались навязать правительству программу выхода из кризиса. Они требовали амнистии для политических заключенных, отчуждения помещичьих земель и создания министерства, ответственного перед Думой. Правительство отказалось даже обсуждать эти вопросы. В ответ Дума из законодательного органа превратилась в обличающий. Надежды правительства на лояльное крестьянское большинство также не оправдались. Власти рассчитывали встретить в Думе представителей патриархального народа, пусть неграмотного, но зато сохраняющего веру в царя и служащего опорой престолу. А вместо этого приехали «полуинтеллигентные» депутаты, распропагандированные в деревнях революционерами, к тому же отличающиеся дурными нравами и производящие отталкивающее впечатление. Пока думская интеллигенция дебатировала с правительством, оттачивая свое ораторское мастерство, крестьянские депутаты пьянствовали по столичным кабакам, дебоширили, устраивали уличные беспорядки, наводняли Думу народными ходоками, такими же, как и они сами. Одним словом, Дума представляла сколок с русской жизни революционной поры. Вот как характеризовал ее товарищ министра внутренних дел С.Е. Крыжановский: «Достаточно было пообглядеться среди пестрой толпы “депутатов”, (…) чтобы проникнуться ужасом при виде того, что представляло собою первое Русское представительное собрание. Это было собрание дикарей. Казалось, что Русская Земля послала в Петербург все, что было в ней дикого, полного зависти и злобы. Если исходить из мысли, что эти люди действительно представляли собою народ и его “сокровенные чаяния”, то надо было признать, что Россия, еще по крайней мере сто лет, могла держаться только силою внешнего принуждения, а не внутреннего сцепления, и единственный спасительный для нее режим был бы просвещенный абсолютизм. Попытка опереть государственный порядок на “воле народа” была явно обречена на провал, ибо сознание государственности, а тем более единой государственности, совершенно стушевывалось в этой массе под социальной враждой и классовыми вожделениями, а вернее и совершенно отсутствовало. Надежда на интеллигенцию и ее культурное влияние тоже теряла почву. Интеллигенция в Думе была сравнительно малочисленна и явно пасовала пред кипучей энергией черной массы. Она верила в силу хороших слов, отстаивала идеалы, массам совершенно чуждые и ненужные, и была способной служить лишь трамплином для революции, но не созидающей силой».