Петр Вершигора - Люди с чистой совестью

- Странно, очень странно! - ворчал по-стариковски Подоляко, передавая бинокль своему дружку.

- Неужели фашисты со станции успели предупредить охрану?

- Может быть, она скрылась где-то в стороне?

- Да. А попробуй, сунься. Полоснут огнем, когда станем мост занимать, так, что дорогу назад не найдешь.

Но разведчики уже успели поговорить со здешними мужиками и двоих, наиболее словоохотливых, притащили с собой во двор. Командир слушал их, не веря своим ушам. Выяснилось, что мост охраняется всего-навсего тремя постовыми из местной полиции. А караулят они поодиночке!

Пока командиры уточняли эти данные, минеры уже рассчитывали заряд для подрыва.

Воронько, одетый в немецкую форму, вытащил из повозки фуражку с пышным орлом, распростершим крылья на весь околышек, и нахлобучил ее на свой чуб. Щегольская фуражка с задранным передком и огромным блестящим козырьком сразу преобразила его. Он вразвалку, как бы нехотя, пошел к насыпи, осмотрел ее. Затем подал знак подрывникам. Они тоже взобрались на насыпь. Постояли. По мосту мерно шагал взад и вперед часовой. Вдали показался поезд, шедший на Тернополь. Хлопцы пропустили его. Затем пошли к часовому. Ломая язык на немецкий манер, Воронько крикнул часовому:

- Комиссиен прибываль на ваш мостишек. Проверяйт! - и пошел навстречу.

Два разведчика уже стояли по краям моста. На всякий случай они прислонились к железным балкам, держа автоматы на изготовку. До их слуха долетел лишь голос Воронько, что-то объяснявшего часовому.

Поболтав с часовым несколько минут и убедившись, что тот ничего не подозревает, Платон вернулся к насыпи. На ходу шепнул хлопцам:

- Часового не трогайте. В разговор не вступайте. К телефону не подпускайте. Если что заметите, - уложить на месте!

К минерам с таким видом, словно он главный в комиссии, деловито подошел Валя Подоляко. Только обильно струившийся из-под фуражки пот выдавал его волнение...

Спустя несколько минут к мосту подкатили две телеги, накрытые брезентом. Минеры четвертого батальона, опоясавшись шнурами, стали таскать на мост ящики.

Все тревожнее и тревожнее оглядывается на работу "комиссии" часовой. Но уже поздно. Рядом с ним стоят четыре человека. У двоих пистолеты зачем-то вынуты из кобуры и заткнуты за пояс, автоматы взведены, и хотя разговаривают они весело, но пальцы их лежат на спусковых крючках.

Часовой уже не отвечал на вопросы. Он обмяк, приуныл и тоскливо поглядывал то на реку, то на автоматы, направленные дулами в его живот. Круглое лицо его посинело. Он часто дышал, боясь хоть одним словом выдать свое волнение.

А на мосту кипела работа. Один пролет моста был опоясан ящиками. Детонирующий шнур соединял их. Когда же последний из оставшихся на мосту - Платон Воронько - зажег шнур и кивнул разведчикам, Подоляко небрежно крикнул дрожавшему часовому:

- Ну вот и добре! Комиссия кончила свою работу. Теперь - тикай!

Оцепенев, полицай не двигался.

- Ну, чего хлопаешь моргалками? Тикай! - крикнул Валя Подоляко.

И лишь когда он сам сполз на каблуках по крутой насыпи в канаву, часовой кубарем скатился на другую сторону.

Полтораста килограммов тола тряхнули мост. Земля вздрогнула, насыпь поднялась и осела вниз. Эхо взрыва пошло по реке, и сквозь басовитый его окрик взвизгнули вылетавшие в хатах стекла. Мост сдвинулся с края пролета, съехал с быков в сторону, но не рухнул. В расчетах минеры промахнулись. Мост оказался с большим запасом прочности. Только часть перебитых железных балок свисала вниз. Верхние крепления все еще держали ферму. Она прогнулась и широкой раскоряченной ижицей повисла над водой. Пришлось рвать вторично.

Лишь после второго взрыва пролет рухнул в воду.

Закончив свое дело, четвертый батальон беспрепятственно продолжал путь на юго-восток. В двадцати километрах от села Борки он должен был соединиться с отрядом.

19

Ночной дождь и грязь причинили немало хлопот не только четвертому батальону.

Головная колонна отряда тоже опоздала к железной дороге. И хотя особых происшествий при переходе не было, но все же мы не успели дойти за ночь к намеченному пункту. Рассвет заставил нас раскинуть лагерь в ближайшем лесу. Люди вымокли до нитки. Страшно хотелось спать. Прикидывая место для стоянки, ни начальник штаба, ни его помощники Войцехович и Горкунов, ни я не разглядели на промокшей карте, что лес подходит почти вплотную к кружку на карте, - к кружку, который должен обозначать город или местечко.

Короче говоря, мы расположились в трех километрах от бывшего города Скалат. Наскоро наметили круговую оборону и стали сушиться у костров. Люди тут же засыпали. Дремали измученные кони. Не спали лишь одни ездовые. Они скосили всю траву вокруг стоянки и рыскали в поисках сухого корма для лошадей. Потные кашевары стряпали незатейливую партизанскую снедь.

Я проснулся около полудня. Земля, нагретая солнцем, парила. Тело ломило. Вдали, где-то за лесом, тихо ворковал пулемет, ему вторила разболтанная пишущая машина Войцеховича.

Базыма участливо спросил меня:

- Ну как, легче? А мы думали, захворал всерьез. Ты, брат, бредил все утро. Такие речи закатывал...

Только сейчас я сообразил, что болен. На вопрос, какова обстановка, начштаба отвечал озабоченно, водя пальцем по карте.

- Это четвертый батальон приближается. Для связи с ним выслал отделение конников.

- Перехватить его на пути? - сонно спросил я начштаба.

- Ну да, надо сообщить изменение стоянки.

- Вернулись конники?

- Вернулись. Подоляко доносит: батальон выполнил задачу на ять. Взорвал мост и сейчас отходит.

Несколько длинных очередей дробно застучали на западе.

- Немцы преследуют Валентина. Прибыли к мосту на автомашинах. Похоже, что у противника есть и броневички.

Мы, ориентируясь по карте, видели: четвертый отходил лощиной, без дорог, прямо к лесу. Пулеметные очереди звучали все громче. Несколько раз солидно ударила бронебойка, и потом все затихло.

Солнце уже стояло в зените, но на кустах еще дрожали капли дождя. Лесная дорога была разбита колесами и копытами. Грязь загустела, но не подсохла.

Руднев, как всегда после отдыха, полулежал на телеге и писал карандашом в тетради. Так прошел еще один час. Жарко. Не было хорошей воды. Ее таскали из вырытых в болотах колодцев либо из луж. Напился из "копыта". Вода теплая, невкусная. Меня снова начало трясти, и я забылся. Проснулся от толчка. Базыма ткнул меня в бок. Вблизи от штаба хлопали винтовочные выстрелы. Но стреляли совсем с другой стороны, чем в полдень. Пули взвизгивали вверху. Некоторые щелкали, звонко разрываясь. Это первый признак - стреляли немцы. Руднев, спрыгнув с повозки, подбежал к Базыме:

- Какая рота держит заслон?