Дмитрий Федосов - Рожденная в битвах. Шотландия до конца XIV века

Общепринятое деление Шотландии на «горную» (Highlands) и «равнинную» (Lowlands), со скотоводческим гэльским и земледельческим англо-шотландским населением соответственно, выглядит слишком упрощенным. И дело не в том лишь, что среди Highlands встречаются равнины, а в Lowlands — возвышенности, и скотоводство там значило не меньше. Целые области на юго-западе (Гэллоуэй, Кэррик) имели ярко выраженный кельтский уклад, тогда как в районе Нагорья были благоприятные для пахоты земли с англоязычным населением (вдоль залива Морей Ферт). Поэтому вернее вести речь о гэльском западе и англо-шотландском востоке.

В самом деле к XIII–XIV вв. в Шотландии сложились две культурно-этнические общности, взаимодействие которых во многом определило судьбы страны. Вот как описывал их в XIV в. Джон Фордан — священник, чей приход лежал как раз на границе между ними, близ Эбердина: «Обычаи и нравы скоттов расходятся согласно разнице языка; ибо употребляются два языка, шотландский [гэльский] и тевтонский [Scots, диалект среднеанглийского]. На тевтонском наречии говорят те, кто живет по [восточному] берегу моря и в долинах, а народ с шотландским наречием обитает в горах и на дальних островах. Первые любят свой дом, образованны, достойны доверия, терпеливы и учтивы, опрятно одеты, приятны и миролюбивы, благочестивы в почитании Господа, хотя и всегда готовы противиться оскорблению. Островитяне же и горцы — дикий, необузданный народ, первобытный и гордый, предающийся разбою и вольной жизни; они умны и скоры в обучении, красивы обличьем, но неряшливы платьем, постоянно враждебны и жестоки к племени и речи англичан, и даже к своим соплеменникам, если их речь иная. И все же они верны королю и державе, и коль скоро ими хорошо правят, они покорны и готовы уважать законы». {140} 140 Chron. Fordun, I, p. 42.

Два начала, два образа шотландской истории, кельтский и «тевтонский», сопутствуя друг другу в течение всей средневековой эпохи, не совсем изгладились и сегодня. Оба они в равной мере значительны: первому Шотландское государство обязано своим возникновением и названием, второму — укреплением и дальнейшим развитием. Неслучайно столица переместилась из центра гэльской Шотландии — Данкелда и Скона в Эдинбург. Именно плодородный и многолюдный юго-восток давал наилучшие возможности для движения страны вперед. Кельтская Шотландия боролась с английской, и обе они изменялись под взаимным влиянием. Однако они никогда не были разделены резкой гранью: в среднешотландских графствах кельтские и некельтские черты переплетались. Напротив, экономическая общность и политическое единство Запада и Востока были залогом их сближения.

Существо процесса феодализации в Шотландии, как и в других европейских странах, заключается в росте крупного землевладения и превращении земельного фонда в феодальную собственность (лат. feodum, шотл. feu), что означало закрепленное хартией держание от какого-либо сеньора или непосредственно от короны за определенную службу или воздаяние. В то же время складывались два основных общественных класса — светских и духовных лордов и зависимых крестьян. В общих чертах шотландский феодализм сходен с теми отношениями, что сложились в других странах Западной Европы, и наиболее близок к англо-нормандскому варианту. Однако путь Шотландии к этим отношениям и их особенности после установления отмечены неповторимым своеобразием, которое обусловлено кельтскими традициями страны.

Если в саксонской Англии накануне нормандского завоевания 1066 г. раннефеодальные отношения уже проделали немалый путь, то на севере Британии они едва намечались. Но и Шотландия испытала своего рода «нормандское завоевание», только то был не насильственный и почти мгновенный переворот, а мирное проникновение и расселение, которое растянулось почти на два века. По своим последствиям оно вполне сравнимо с английскими событиями. Уже вскоре после битвы при Хэйстингсе к шотландскому двору стали прибывать знатные беженцы из англосаксов, но число их было невелико, и лишь немногие осели в Шотландии, получив землю от короны. Решающие перемены наступили несколько десятилетий спустя, когда в страну хлынул поток англо-нормандских переселенцев.

Основным, а для раннего периода нередко единственным видом источников при изучении шотландского феодализма служат хартии, которые налагают очень существенные ограничения на возможности исследователя. Во-первых, хартии в Королевстве Скоттов появляются поздно, лишь в самом конце XI в., и до 20-х гг. XII в. исчисляются единицами, что указывает на замедленное социальное развитие. Во-вторых, из-за невосполнимых утрат уцелевшие хартии не дают адекватного представления об общественно-экономических процессах XII — начала XIV в. (известно гораздо меньше сеньориальных грамот, чем королевских; несравненно меньше документов относится к северо-западу страны, чем к юго-востоку; реже встречаются пожалования светским лицам, чем церкви [22] Особенно среди хартий XII в., хотя и от первых восьми лет правления Роберта I Брюса (1306–1314) до нас дошли лишь 10 грамот, пожалованных мирянам. , и т. д.). В-третьих, многие хартии не могли быть здесь использованы, поскольку они либо содержатся в старых и редких изданиях, недоступных у нас, либо вовсе не опубликованы (это особенно касается грамот XIII в.). В-четвертых, даже те документы, что мне удалось привлечь, по причине их определенного однообразия, краткости, архаичности терминов оставляют множество вопросов без ответа. Иногда все, что они сообщают, в сущности сводится к имени получателя и названию его поместья [23] По формуле, которая чаще всего выглядит так: «Sciatis nos dedisse, concessisse et hac presenti carta nostra conflrmasse X (в дативе)… terram de Y» («Знайте, что мы даровали, предоставили и сею нашей настоящей хартией подтвердили X… землю Y»). , без условий держания и каких-либо других подробностей. Поэтому почерпнутые из хартий данные представляют не полную картину феодальных отношений в Шотландии, а только ее отдельные фрагменты и общие контуры. Источники некоторым образом отражают развитие феодального землевладения и вассально-ленной системы, но мало сообщают о внутренней организации маноров и положении крестьянства.

Из семи старейших шотландских грамот одна относится ко времени короля Данкана II (1094) [24] Вот ее полный текст: «Я, Данкан, сын короля Малколма, пребывающий по наследственному праву королем Шотландии [constans hereditarie rex Scotie], даровал in elemosinam [традиционное обозначение «благотворительного» пожалования в пользу церкви] Святому Катберту и его служителям [т. е. Даремскому кафедральному приорству] Тайнингем, Олдэм, Скучел, Нолл, Хэтервик, а в Броксмуте всю службу [servitium], какую получал там епископ Фодан [епископ Сент-Эндрюс, t 1093]; и я даровал это так же свободно [in tali quitantia] cum saca et soca [англосаксонская формула иммунитета], как Св. Катберт когда-либо держал от тех, от кого он получает свою милостыню [suas elemosinas]. И я даровал сие ради себя самого, и ради души отца моего, и ради братьев моих, и ради супруги моей, и ради детей моих. И поскольку я пожелал, дабы дар сей твердо принадлежал Св. Катберту, я добился, чтобы и братья мои согласились [сводные братья Данкана — Эдгар, Александер и Дэвид, будущие короли Скоттов]. Кто же возжелает нарушить сие или похитить что-либо из этого у слуг Св. Катберта — да получит проклятие Божье, Св. Катберта и мое. Аминь» (Lawrie, Charters, № 12). Шотландский историк А. Данкан развеял сомнения в подлинности хартии и показал, что форма этого документа напоминает нормандские дипломы XI в., а не англосаксонские «боки» (Duncan А.А.М. «The Earliest Scottish Charters» // SHR, XXXVII, pp. 103–35). Вскоре после издания этой хартии король Данкан II погиб, и из документов Даремского приорства явствует, что оно так и не вступило во владение указанными виллами. и шесть — Эдгара (1097–1107). {141} 141 Lawrie, Charters, №№ 15–20. , [25] Первая из них издана 29 августа 1095 г., когда Эдгар еще не овладел шотландской короной, а остальные датируются последними годами его правления. Правда, «шотландскими» их можно назвать лишь условно, так как по форме и содержанию они явно повторяют англо-нормандские образцы и к тому же адресованы английскому кафедральному приорству в Дареме от имени не суверенных королей Скоттов, а вассальных от Англии правителей. [26] В хартии 1095 г. даритель именуется так: «Эдгар, сын Малколма, Короля Скоттов, владеющий всею землей Лотиана и Шотландским Королевством по дару господина моего Вильгельма [II], Короля Англов, и [во-вторых!] по наследству отца» (Lawrie, Charters, №15). Эти документы как будто удостоверяют переход к Дарему ряда южношотландских вилл в «вечное» безвозмездное владение (in elemosina), с предоставлением иммунитета (cum saca et soca) или указанием некоторых прав. [27] Ibid.: «cum omnibus terris et silvis et aquis et theloniis et fracturis navium et cum omnibus consuetudinibus que pertinent ad predictas mansiones» — «со всеми землями, и лесами, и водами, и пошлинами, и разбившимися кораблями, и со всеми обычаями, кои принадлежат до вышеназванных поместий». Пять из шести хартий Эдгара содержат также право свободно распоряжаться пожалованными землями (libere disponendas). Сам факт первого применения подобных терминов и вообще письменной формы дарения важен, но горсть весьма немногословных хартий не позволяет ни раскрыть характер переданных прав, ни сделать вывод о росте крупной земельной собственности хотя бы в Лотиане до начала XII в. В смысле реальной передачи шотландских поместий Дарему указанные акты не имели долгосрочных последствий, и далеко не все историки полностью убеждены в их подлинности. Нет и каких-либо параллельных примеров наделения землей мирян за ту или иную службу.