Ромуальд Чикалов - Новая история стран Европы и Северной Америки (1815-1918)

Конституция 1875 г. представляла собой компромисс между республиканцами и монархистами. Первые добились закрепления в конституции основных республиканских институтов, вторые – выгодных формулировок относительно Сената и полномочий президента. Конституция не регламентировала деятельность судебной системы, местных органов власти, не зафиксировала такие важнейшие демократические институты как принцип народного суверенитета, право на референдум, перечень и объем прав граждан. Это повлекло необходимость пересмотра и дополнения некоторых ее положений, что и было сделано в будущем. Конституция 1875 г., задуманная как временная, оказалась долговечной. Она действовала до 1940 г., пока существовала сама Третья республика.

Конституционные законы 1875 г. юридически оформили государственный строй парламентарной Третьей республики. Поскольку переход от Второй империи к Третьей республике обошелся без полномасштабной гражданской войны, террора и эмиграции, в правящую элиту Третьей республики влилась значительная часть административно-политического аппарата Второй империи. Оказавшаяся у власти новая политически активная и влиятельная элита обеспечила преемственность зародившихся в прошлом парламентских традиций, создала институциональную базу, позволившую даже борьбу монархистов и республиканцев за власть направить в мирное парламентское русло. Это придало политическую устойчивость Третьей республике, поколебленную лишь военным поражением 1940 г.

Приняв конституцию, Национальное собрание 31 декабря 1875 г. сложило полномочия. Проведенные в 1876 г. выборы дали в Палате депутатов большинство республиканцам; в Сенате, напротив, преобладание получили монархисты. Воспользовавшись этим, Мак-Магон развязал репрессии против республиканских организаций и антимонархически настроенных чиновников и всего лишь через полтора года после выборов распустил Палату депутатов. Однако на новых выборах республиканцы победили вновь. Президент ответил подготовкой к государственному перевороту: командирам армейских корпусов были даны соответствующие инструкции. Но вскоре выяснилось, что армия выступает за сохранение республики. К тому же частичные выборы в Сенат, состоявшиеся в январе 1879 г., изменили соотношение сил в нем в пользу республиканцев. Вследствие потери поддержки Мак-Магон должен был, как говорил Гамбетта, «подчиниться или уйти». Он выбрал второе и 30 января 1879 г. подал в отставку до истечения срока президентства.

Новым президентом избрали председателя Палаты депутатов Жюля Греви , умеренного республиканца по политическим взглядам. Приход к власти президента-республиканца, республиканское большинство в Палате депутатов и Сенате означало поражение монархистов и упрочение республики. Произошли изменения и в монархическом лагере. После смерти в 1883 г. графа Шамбора часть легитимистов признала претензии графа Парижского, но сами орлеанисты в своем большинстве смирились с республиканской формой правления. Франция перестала быть «республикой без республиканцев», «республикой герцогов», наоборот, предстала как «республика республиканцев». Политическая власть перешла непосредственно к буржуазным группировкам, которые еще нельзя было назвать партиями в современном понимании, но они уже имели постоянный состав и признанных лидеров.

Во Франции главным классифицирующим отличием политических партий и группировок являлась их идентификация как «левых» и «правых», терминологически восходящая к революции конца XVIII в., когда в Учредительном собрании слева от председателя разместились прогрессивные, радикальные депутаты, а справа – консервативные, реакционные. С того времени понятия «левые» и «правые» прочно вошли в политический лексикон. Во Франции различие между «левыми» и «правыми» партиями в 70—90-х гг. XIX в. состояло в диаметрально полярных подходах к актуальным для того времени проблемам:

• государственности страны с позиций сохранения республики или реставрации монархии;

• защиты или отрицания авторитета республиканских институтов власти;

• подавления монархических настроений в армии и ее демократизации;

• признания и законодательного закрепления гражданских прав и свобод;

• взаимоотношений государства, школы и церкви, ликвидации духовного диктата церкви.

Монархические группировки после провала плана реставрации монархии оказались не в состоянии создать единую организацию. Они по-прежнему разделялись на легитимистов – сторонников династии Бурбонов, орлеанистов – приверженцев

Орлеанского дома и бонапартистов. Но политические цели этих фракций монархического лагеря различались как династическими пристрастиями, так и отношением к политическим процессам, участниками которых они являлись. Легитимисты продолжали линию на отказ от всех завоеваний революции конца XVIII в., прежде всего отрицали республиканский строй, демократические институты, светскость. Их идеалом являлись авторитарная монархия и клерикализм. Эту идеологию, с одной стороны, исповедовали преимущественно крупные земельные собственники, представители титулованной знати, провинциальное дворянство. С другой стороны, орлеанисты в большей мере отражали интересы той части дворянства, которая основывала свое благополучие не только на земельной собственности, но и на капиталистическом предпринимательстве – операциях с акциями банков, страховых обществ, железнодорожных компаний, промышленных предприятий. Они признавали революционное наследие, демонстрировали свою приверженность к либерально-парламентским формам правления, стремились к установлению конституционной монархии английского типа, основанной на «общественном договоре» монарха с гражданами. Но в своем отношении к действительности орлеанисты проявляли большую гибкость. Осознав неудачу реставрации монархии, они сохранили позиции политического центра, по многим вопросам сотрудничали с республиканцами, в то же время играли на противоречиях правых (легитимисты, бонапартисты) и левых (республиканцы) партий. Наконец, бонапартисты добивались замены утвердившегося в стране парламентаризма режимом диктатуры. Последняя в их политических установках представлялась как гарант национального величия, социальной справедливости, увенчивалась ореолом беспристрастного арбитра в классовых конфликтах. Бонапартистская программа находила отклик у части промышленной буржуазии, стремившейся обрести государственную защиту экономических интересов на внутреннем и международном рынках.