Александр Шубин - Махно и махновское движение

106. РЦХИДНИ. Ф. 76, Оп. 3, Д. 109, Л. 10.

107. Аршинов П. Ук. соч., С. 189.

108. РЦХИДНИ. Ф. 5, Оп. 1, Д. 2475, Л. 4–8.

109. Там же, Л. 10.

110. Сборник трудов…С. 220.

111. Там же, С. 219.

112. ЦДАГОУ. Ф. 5, Оп. 1, Д. 351, Л. 346.

113. М. В. Фрунзе…С. 458.

114. ГАЗО. Ф. Р-73, Оп. 1, Д. 49, Л. 11.

115. РЦХИДНИ. Ф. 76, Оп. 3, Д. 70, Л. 58.

116. Канев В Ук. соч., С. 66–67.

117. Подробнее см. Тоталитаризм. Из истории…С. 64.

118. Аршинов П. Ук. соч., С. 196.

119. ЦДАГОУ. Ф. 5, Оп. 1, Д. 351, Л. 331–332.

120. Там же.

121. ЦДАГОУ. Ф. 5, Оп. 1, Д. 351, Л. ЗЗЗ.

122. Там же, С. 198.

123. Нестор Иванович Махно. С. 184.

124. Mallet M. Op. cit. P. 77–78.

125. см Нестор Иванович Махно. С. 116–123.

126. ЦДАГОУ. Ф. 5, Оп. 1, Д. 351, Л. 342.

Оказавшись в Румынии, махновцы были разоружены властями. Нестор с женой был поселен в Будапеште. В апреле 1922 г. Махно переехал в Польшу. Советская дипломатия и здесь добивалась его выдачи как уголовного преступника. При этом Махно не скрывал своих взглядов, агитировал за советскую власть, и польская администрация на всякий случай отправила группу анархистов из России в лагерь для перемещенных лиц. В июле 1922 г. Махно обратился к властям с просьбой разрешить ему эмиграцию в Чехословакию — более демократическую страну. Но в этом батьке было отказано — поляки подозревали его ни мало ни много в стремлении поднять восстание в Восточной Галиции в пользу Украинской советской республики. Прокурор окружного суда Варшавы видимо не вдавался в подробности разногласий между российскими революционерами, и по–своему истолковал высказывания Махно в поддержку Советов, революции, коммунизма и свободного самоопределения украинцев Восточной Галиции. 23 мая 1922 г. против Махно было возбуждено уголовное дело. 25 сентября 1922 г. Махно, Кузьменко и двое их соратников — И. Хмара и Я. Дорошенко, были арестованы и отправлены в Варшавскую тюрьму.

В мире поднялась кампания в защиту Махно, которую вели массовые анархо–синдикалистские организации. В их заявлении говорилось. «Махновщина и большевизм — это два антипода.

Первая стремится к полному самоуправлению трудящихся, второй — к диктатуре над ним. Гнусной, подлой клеветой является заявление советвласти о бандитском и погромном характере махновщины Махновская армия является единственной в мире, непричастной ни к каким антиеврейским актам. Наоборот, — с революционной честью и решительностью она всегда их сурово преследовала. Братья трудящиеся! Помешайте осуществиться презренному замыслу русского и польского правительств. Подымите голос протеста против готовящегося убийства тов. Махно и против убийств других революционеров» 1.

27 ноября Махно второй раз в жизни предстал перед судом. Его обвиняли в контактах с миссией УССР в Варшаве и подготовке восстания. После того, как абсурдность этого обвинения стала очевидна, прокурор стал доказывать, что Махно не политэмигрант, а бандит. Возникла угроза, что Польша использует узников как разменную монету в дипломатической игре и выдаст их большевикам.

Газета «Дни» писала: «Махно на суде держится свободно, охотно говорит, категорически отказывается от возводимых на него обвинений в бандитизме, насилиях, в злых умыслах против Польши, в сношениях с большевиками. Говорит о себе и «махновском движении», как о своеобразном народном освободительном движении, о борьбе против всякой навязываемой народу власти. Говорит «интеллигентским» языком, порою с вычурными книжными оборотами» 2.

Выступления батько имели успех — особенно напоминания о том, что своими действиями в тылу красных он фактически спас Варшаву в 1920 г. 3. Уголовные обвинения доказаны не были, и 30 ноября Махно был оправдан. Он поселился в Торуни, где начал публиковать воспоминания и готовиться к новым боям. Одновременно в Берлине Аршинов выпустил первую «Историю махновского движения». Работы Н. Махно и П. Аршинова о махновском движении вызвали в целом положительные отклики в анархистской среде, однако, внезапно подверглись атаке со стороны анархо–синдикалистов. Критикуя махновское движение, М. Мрачный считает, что увлечение им реакционно, так как это ведет к недооценке характера будущей революции и великой роли рабочей организации в ней» 4 По мнению М. Мрачного, сам метод повстанческой борьбы делает вождизм и военный авторитаризм неизбежными «Но мы твердо помним простые и глубокие слова нашего гимна «никто не даст нам избавления, ни бог, ни царь и ни герой. «». И не батько, добавим мы, будь он хоть семи анархических пядей во лбу. И не вооруженная армия революционно настроенных повстанцев, хоть бы она вся состояла из Кропоткиных и Бакуниных» 5.

Более того, М. Мрачного возмущает «батьковщина», вождизм, присущий крестьянскому движению. «Мы боремся против глубоко вкоренившегося рабского стремления трудящихся передать свою волю, свою самостоятельность благодетелям, пастырям, вождям, партиям, которые уже устроят все к лучшему для нас с наименьшей тратой наших собственных усилий, с наименьшим напряжением собственной воли к действию» 6.

Анархо–синдикалисты, участвовавшие в революции в городах, предпочитали стачки лихим конным атакам. Они доверяли и слухам о «бандитском» характере махновщины, критически относились к «диктаторству» Махно. Критика со стороны анархистов болезненно воспринималась Нестором Ивановичем. Но это были лишь первые выстрелы в будущей идеологической войне.

После откровенных заявлений Махно о стремлении продолжать вооруженную борьбу с большевиками польское правительство выслало его из страны в январе 1924 г. К этому времени было уже ясно, что в ближайшее время поднять восстание на территории СССР не удастся. Махно перебрался через Германию в Париж где и прожил остаток дней.

Последние годы Махно не были такими же бурными, как предыдущие, но все же это не было тихое угасание, подобное жизни многих эмигрантов. В Париже Махно оказался в самом центре политических дискуссий. И здесь он снова был «на коне». Французская анархистка И. Метт вспоминала, что Махно «был великим артистом, неузнаваемо перевоплощавшемся в присутствии толпы. В небольшой компании он с трудом мог объясняться, его привычка к громким речам в интимной обстановке казалась смешной и неуместной. Но стоило ему предстать перед большой аудиторией, как вы видели блестящего, красноречивого, уверенного в себе оратора. Однажды я присутствовала на публичном заседании в Париже, где обсуждался вопрос об антисемитизме и махновщине. Меня глубоко поразила тогда удивительная сила перевоплощения, на которую оказался способен этот украинский крестьянин» 7.

Споры 20‑х — 30‑х гг. не были просто эмигрантской пародией на прошедшую революцию. Ставкой дискуссий, разворачивавшихся между мировыми, был опыт Российской революций, уроки — для анархистов не менее ценные, чем для представителей других течений выброшенных большевизмом в мир.