Марк Льюис - Империи Древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий

Несмотря на весь масштаб строительных работ, по нескольким неотъемлемым чертам циньской столицы обнаруживаются пределы перехода династии Цинь от государства, организованного для ведения войны, к империи вселенского масштаба. Во-первых, в Сяньяне не проводилось никаких ритуальных обрядов. Все главные алтари государства находились за его пределами. Самым важным считался алтарь Фу и Четыре Алтаря на горе У, находившиеся на холмах вокруг старой столицы Юн. К ним относились алтари богов четырех направлений света (высочайшие божества империи Цинь), Сокровищ Чень, а также основных звездных и погодных явлений. В более древней столице Лунси оставалось несколько дюжин алтарей, а многочисленные алтари, посвященные божествам попроще и духам, встречались по всей территории империи Цинь 28.

В ходе своей поездки по покоренным территориям первый китайский император, когда он взбирался на горы и оставлял на их вершинах письмена в память о своих свершениях, он к тому же вносил пожертвования или делал подношения основным местным божествам, например Восьми Духам в Ци. Он выполнил жертвоприношения фетиань на горе Тай и на горе Лянфу, в очередной раз проявив самые высокие духовные способности, позволяющие ему приносить пожертвования в отдаленных от столицы династии Цинь районах. Кроме того, он ввел стандарт культов основных гор и рек и постановил, какие господствующие местные предметы должны получать пожертвования, то есть местные предметы, естественным образом появившиеся на территории его вотчины.

Единственным предметом священного пейзажа, находившимся ближе всего к столице, оказалась гора Хуа. Последняя возможность императора присвоить ритуальное для его города значение заключалась в том, чтобы придать семи мелким рекам, протекавшим рядом с Сяньяном, – Ба, Чань, Чаншуй, Фен, Лао, Цзин и Вэй, – тот же самый ритуальный статус, который полагался, по его правилам, крупнейшим рекам. Но им не досталось всех подношений, полагавшихся действительно великим рекам 29.

Таким образом, и в царстве Цинь, и на покоренных им территориях политика в духовной сфере сводилась к признанию и рациональному использованию существующих местных верований. В такой политике отразилась не просто централизация власти в новой империи, а еще и особенности естественной географии и разнообразных культовых традиций, устоявшихся за предыдущие столетия. Идет ли речь об общем отсутствии интереса к религиозному ритуалу со стороны первого китайского императора или его абсолютной преданности привитой ему традиции, правители империи Хань совсем по-иному понимали роль столицы как центра высших религиозных обрядов.

Второе ограничение при преобразовании Сяньяна в столицу империи заключается в самих особенностях, которые первый китайский император считал признаками нового стиля столицы: точные копии дворцов, отлитые из отобранного в бою оружия изваяния и перевезенное сюда из других районов население. Первостепенная цель этих предприятий состояла в том, чтобы соорудить монумент победе основателя династии Цинь над другими Сражающимися царствами. Точные копии дворцов и гигантские изваяния служили увековечению этой победы, и тем самым создавалась гарантия того, что та война действительно никогда не закончится в памяти побежденных или победителей. Тем же самым способом в письменах первого китайского императора провозглашалось создание им нового мира, но в них одновременно увековечивался в камне восторг по поводу триумфа династии Цинь над ее соперниками. Следовательно, в столице первого китайского императора во многом нашел воплощение тот факт, что представители династии Цинь не нашли рациональных методов управления покоренными народами и остановились на тех, что позволили им победить эти народы.

Честолюбивую программу построения столицы империи Цинь выполнить не удалось, и в 206 году до н. э. большую часть этой столицы разрушили воины армии Сян Юя. Когда основатель династии Хань Лю Баи принял решение о том, что спокойствия ради следует основать столицу в сердце царства Цинь, ему пришлось приступить к строительству нового города с нуля. Одно из сохранившихся летних пристанищ императора Цинь в виде дворца Синлэ, расположенного на южном берегу реки, переименовали в Чанлэ и приспособили под главный дворец основателя династии Хань. Так на южном берегу реки Вэй появилась столица империи Хань город Чанъань. Здесь ученый классического направления Сушунь Тун, служивший еще при династии Цинь, устроил первый в истории династии Хань величественный обряд, когда все придворные чины простерлись перед основателем этой династии и отдали почести его триумфу 30. С этого момента началось возведение столицы империи Хань, старт которому дали во время ритуального представления.

Основателем династии Хань послужил выходец из царства Чу, лежавшего на юге, и решение построить его столицу в долине реки Вэй означало лишение его династии изначальных родных корней. Этот преднамеренный разрыв географических и культурных пут послужил первым шагом на пути создания искусственной имперской культуры, отмеченной отсутствием территориальных привязанностей 31. Автор трактата Шицзи-чжуан изображает основателя династии императора Гаоцзу (под этим именем Лю Бан вошел в историю) как человека, не испытывавшего привязанности к семье и дому, и этим фактом объясняется его триумф. Данная грань натуры Гаоцзу проявлялась самыми разнообразными путями.

Во-первых, он одобрил существование мифа о том, что настоящим отцом его был дракон. Такое чудесное происхождение отца не только служило обычным элементом в мифологии, посвященной происхождению мудрецов и династических основателей, но к тому же оправдывало отсутствие привязанности к его земному отцу и отчему дому. В молодости Гаоцзу отказался работать на предприятии его семьи, а вместо этого стал проводить свободное время в попойках и кутежах с приятелями, склонными к прожиганию жизни. Во время его восхождения к власти Гаоцзу даже попытался выбросить своих собственных детей из повозки, чтобы спасти собственную шкуру. Когда его отец попал в плен к Сян Юю, а тот пригрозил его сварить и съесть, Гаоцзу попросил поделиться с ним варевом. Провозгласив себя императором, он щедро наградил одного своего сторонника, убедившего отца Гаоцзу принять подданство его империи, так как на небе могло светить только одно солнце 32.

Гаоцзу, не питавший привязанности к своей семье и месту происхождения, в повести Сыма Цяня выглядит антиподом своего главного соперника Сян Юя. На совет, состоявший в том, чтобы после взятия и разграбления столицы династии Цинь там же основать свою собственную столицу, Сян Юй принял решение вернуться в царство Чу, править в своем доме и наделять вотчинами своих союзников на севере Китая: «Стать богатым и знаменитым, а потом отказаться от возвращения в свой старый дом – это все равно что надеть вышитое пальто и выйти прогуляться в ночь. Кто всю эту роскошь увидит?» 33Он не мог ради какой-то империи покинуть свой старый дом. А Гаоцзу смог, и поэтому победа досталась ему. Смысл этой притчи по поводу поведения Гаоцзу состоит в том, чтобы показать важность, придаваемую Сыма Цянем отказу от родственных связей как ключу к образованию империи.