Петр Рябов - История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I

Эта вековая школа отрицательного отбора: унижения, интриганства, доносительства, подлости, хищничества, взяточничества, раболепия, подкупов, беспринципности и предательства не прошла бесследно для русских князей. Из некогда бесстрашных и горделивых рыцарей-викингов они сами превращались в восточных сатрапов и деспотов. По словам современного историка А.Л. Юрганова: «Создавалась генерация покорных князей, для которых закон – это воля хана. Династические проблемы теперь легко решались при помощи ордынских карательных отрядов. Кто больше раболепствовал перед ханами и подкупал их дорогими «поминками» (подарками), тот и становился великим князем».

У монголов хан являлся собственником всей земли, а также считался собственником всего имущества своих подданных. Плано Карпини, посол папы, побывавший в Золотой Орде в середине XIII века, писал: «Всё настолько находится в руках императора (то есть хана – П.Р.) , что никто не смеет сказать: «Это моё или его», но всё принадлежит императору, то есть всё имущество, вьючный скот и люди». Подобные же отношения власти и собственности перенимали русские князья, включённые в орбиту монгольского владычества.

Подобно тому, как на смену вассально-договорным отношениям между князем и боярами и дружинниками шли отношения подданства (полного подчинения князю безо всяких условий), на Руси постепенно устанавливался восточный вотчинный принцип права на землю. Теперь вся она принадлежала князю, а он жаловал ею за службу того, кого сочтёт нужным, и считал и землю, и всех, живущих на ней, собственностью, с которой он мог поступать по своему усмотрению. Безусловная власть сверху и безусловная покорность снизу – эта модель общества теперь восторжествовала в Восточной Руси, из части Европы превратившейся в часть Азии.

Так, разрушив старые социальные связи, институты, учреждения в Северо-Восточной Руси, монгольское иго воссоздало их на совершенно новых принципах – в духе азиатского деспотизма. Князь, бывший раньше военачальником и судьей, зависевшим от веча, дружины и бояр, отныне превратился в раба и агента ордынских ханов, их «служебника», полностью опирающегося на их поддержу и не зависящего от местного населения. Теперь он не зависел ни от бояр, ни от дружины, ни от веча, не вступал с ними в договорные отношения, а рассматривал их, в свою очередь, как «холопов» и слуг. Он отныне владел всей землей и, если и давал её своим слугам, боярам и дворянам, то не в собственность, а в качестве временного и условного держания за службу. Эта вотчинная (подданническая) модель власти и собственности, утвердившаяся в Восточной Руси во времена монгольского ига, сохранилась и укрепилась и после падения этого ига. Многообразие социальных отношений (вассалитет, независимое существование бояр-аристократов, городские веча) сменяется унифицирующим всё самодержавием с военно-бюрократическим и авторитарным типом развития. Московские князья, петербургские императоры и большевистские вожди были в этом отношении полноправными наследниками и продолжателями монгольского периода русской истории.

При монголах в княжествах Северо-Восточной Руси окончательно укрепляются постоянные династии местных правителей (из потомков Ярослава – сына Всеволода Большое Гнездо). Отныне вотчины-уделы становятся владениями, передаваемыми князьями по наследству. Старый родовой порядок «лествичного права» всё чаще нарушается и ограничивается, отчасти сохраняя силу лишь в отношении великого княжения Владимирского. По словам С.Ф. Платонова: «Татары застали на Руси распад родового наследования и зародыши семейно-вотчинного владения; при них продолжался распад, и развивались и крепли зародыши семейно-вотчинного владения». Единство рода слабеет, уделы всё чаще передаются от отца к сыну, князья постепенно оседают на своих территориях. Владимир, как «приложение» к великокняжескому ярлыку, манит князей; но они, добившись великого Владимирского княжения, не идут в него княжить, а управляют им из своих уделов (как было некогда с Киевом). На то, кто именно будет в данный момент великим князем Владимирским, влияли несколько факторов: родовая традиция старшинства, воля ордынского хана, соотношение сил на этот момент. В целом же, по наблюдению русского мыслителя XIX века Александра Ивановича Герцена: «Монгольское иго… нанесло стране ужасный удар… После того как великие князья оставили Киев, характер их власти переменился. Во Владимире они стали более самовластными. На свои уделы князья стали смотреть как на свою собственность, на свои права – как на нечто неотъемлемое и потомственное».

Чрезвычайно важные социально-политические изменения произошли и с городами Северо-Восточной Руси под влиянием монгольского ига. «Страна городов» – «Гардарика», которой была домонгольская Русь, на семь столетий (вплоть до середины XX века) превращается в «страну деревень». После того, как крупные города Северо-Восточной Руси по два-три-четыре раза были до основания разрушены ордынцами, а их население сократилось во много раз, роль князя и консолидация, отождествление себя с ним со стороны горожан резко возросли. Князь теперь становился единственной защитой горожан, которые стремительно теряют свои права и вольности. В монгольскую эпоху слово «вече» становится ругательным, получая значение «мятежного сборища». Многозначительный симптом!

Если домонгольские города были республиками, коммунами полисного типа со своими правами и вольностями и вступили в период великой общеевропейской коммунальной революции XI–XII веков (наиболее заметной в Новгороде), то постоянное разрушение и разграбление городов ордынцами, их упадок и снижение их социальной роли, привело к исчезновению вечевых институтов и к «зацикливанию» горожан на князе, как сильном защитнике и вожде. Изменилась сама социальная природа городов, которые из «полисов», «городов-коммун» – самостоятельных центров ремесла и торговли, сложных социальных организмов со своими правами, традициями и самоуправлением (как в Европе), превратились в города азиатского типа: города-крепости и резиденции правителей, административные центры, ставки ханов. Теперь города в Залесской Руси управлялись или непосредственно князем, или назначаемыми им наместниками, не выступали в роли социальных субъектов (как и боярство, и дружина) и находились в безраздельном подчинении князя. Современный британский историк Гельмут Кенигсбергер, говоря о Монгольской Руси, особо подчёркивал: «За исключением Новгорода, ни один русский город не смог создать автономную городскую общину, объединённую самосознанием и местным патриотизмом, что было характерно для остальной Европы. Весьма показательно, что дома в России выходили окнами не на улицу, как в западных городах, а во двор и отделялись от остальных забором или оградой. При отсутствии регионального самосознания, закреплённого во многих поколениях, и традиций автономных городских корпораций, у русских не было возможностей создать представительные собрания, способные, как на Западе, защищать местные и сословные привилегии против усиливающейся княжеской власти».