Петр Рябов - История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II

Однако многие дворяне, не занимаясь ни государственной службой, ни ведением хозяйства, оторванные и от общественной жизни, и от народного быта и культуры, поверхностно (на уровне моды) усвоившие западные обычаи – вели паразитическую и искусственную жизнь, то слепо подражая западным культурным образцам, то предаваясь безудержному «казённому патриотизму». Значительная часть дворян в начале XIX века продолжала служить, получая при этом и доходы от имений в виде оброка (чаще на севере и в Нечерноземье) или барщины (на чернозёмных землях недавно завоёванного «Дикого Поля») или их сочетания. Обычно хозяйством занимались старосты и управители от имени барина. Труд крепостных оставался даровым и малопроизводительным. Попытки чересчур расширить размеры барщины и оброка вели к разорению и крестьян и их помещиков. Большинство дворян мало разбирались в вопросах рынка или в вопросах ведения сельского хозяйства, считая это занятиями ниже своего достоинства. Их попытки увеличить эксплуатацию крепостных (чтобы удовлетворить свои стремительно возрастающие потребности) наталкивались на незаинтересованность крепостных в более производительном труде. Разорив крестьян, помещики занимали в долг и закладывали свои сёла в Государственный заёмный банк или Опекунский совет. Мелкопоместным помещикам трудно было жить на широкую ногу «по дворянски». Разорение одних дворян и осознание другими несправедливости самодержавно-крепостнической системы свидетельствовали о возрастании кризиса этой системы.

«Золотой век» дворянства длился недолго – всего полстолетия. Ощутив себя хотя бы отчасти свободными от государственного гнёта, лучшие представители первого же поколения «непоротых дворян» выступили за ограничение самодержавия, отмену крепостного права и введение политических свобод, что привело к восстанию 14 декабря 1825 года. Расправившись с декабристами, напуганный дворянской революционностью Николай I вернулся к проверенной петровской политике, при которой главной опорой царского трона служили бюрократия, армия и полиция. Дворянство, подвергнувшееся частичным полицейским репрессиям и отодвинутое от власти, начало стремительно приходить в упадок. На протяжении первой половины XIX века самодержавие пыталось частными мерами хоть немного смягчить остроту крестьянского вопроса и стремилось консолидировать дворянство вокруг трона и поставить его под свой полный контроль (ограничив проникновение в него новых элементов).

С 1833 по 1850 годы из 127 тысяч дворянских семей 24 тысячи разорились, лишившись всей земли и крепостных. А в ряды дворянства вливались выходцы из других сословий, поднимавшиеся по чину. К 1825 году их удельный вес уже составлял 54 процента от всех дворян. Николай I стремился затормозить процесс разорения дворянства и проникновения в него новых элементов. Первая цель достигалась путём постоянных государственных ссуд и займов дворянам, вторая – путём ограничения доступа к дворянскому званию. В 1832 году и в 1845 году император издал указы, ограничивающие дальнейшее проникновение в число первого сословия новых элементов и резко повысившие «ранги», дающие человеку право на получение личного и, тем более, потомственного дворянства. Одновременно дворянские собрания были ограничены в правах и поставлены под суровый контроль губернаторов и полиции. Должности предводителей дворянства и иные выборные должности теперь рассматривались, как государственные. А право голоса в дворянских собраниях было оставлено лишь за самыми богатыми помещиками (имевшими не меньше ста душ и трёх тысяч десятин земли). Так, подвергнув репрессиям политический «цвет» дворянства – декабристов (наказав несколько сотен человек), выдвинув на передние роли в управлении полицейских, жандармов, чиновников и генералов (чаще всего, немцев), усилив государственный контроль над дворянскими сословными органами, ограничив доступ в дворянское сословие, поддерживая займами и ссудами казны (выкаченными у крестьян) разоряющихся помещиков, внося косметические поправки в систему крепостного права, самодержец стремился достичь лояльности дворянства и его консолидации вокруг абсолютистской власти.

При этом на захваченных землях Речи Посполитой (в Польше, Литве, Украине и Белоруссии) власти довольно решительно проводили антипомещичью и прокрестьянскую политику, чтобы привлечь на свою сторону крестьянство и разорить и ослабить бунтующую против Империи шляхту. Впрочем, при любых мерах по ограничению и постепенному сворачиванию крепостного права в России, земельные владения признавались «навсегда неприкосновенными в руках дворянства».

Однако ничто не помогало и не могло остановить стремительный упадок, разорение и разложение дворянства. Не умея вести хозяйство, встроенные в новые рыночные отношения, тратя безумно много на предметы роскоши и карточную игру, сталкиваясь с падением производительности крепостного труда, помещики массово «прогорали», разорялись и закладывали крепостных крестьян в кредитных учреждениях. К 1796 году было заложено всего шесть процентов крепостных душ, а к концу эпохи Николая I помещики заложили уже семь миллионов «душ» или 66 процентов всех помещичьих крестьян в России, и были должны кредитным учреждениям государства 425 миллионов рублей (что вдвое превосходило сумму доходов госбюджета). Помещичьи имения шли с молотка. Крепостная экономика полностью исчерпала свои возможности как в промышленности, так и в сельском хозяйстве.

Одновременно с упадком дворянства господствующее положение в Петербургской империи в XVIII–XIX веках постепенно занимает бюрократия. Уже при Петре I её роль была огромна, а спустя сто лет, при Николае I, по словам В.О. Ключевского, «завершено было здание русской бюрократии». За внешней строгой иерархией учреждений и должностных лиц, зависимостью чиновничества от монарха, разделением труда чиновников и унификацией структуры бюрократических органов скрывалась чудовищная коррупция, волокита, неразбериха, способность бюрократов «утопить» и исказить любое начинание верховной власти.

Впрочем, бюрократия была неоднородна. Она отчётливо делилась на три группы (первые четыре, пятый-двенадцатый и тринадцатый-четырнадцатый ранги в Табели о рангах), чьи имущественное положение, статус, стиль жизни, самосознание и интересы различались столь же резко, как и у высшей аристократии, среднего дворянства и разорившегося беспоместного дворянства. Жалованье чиновников низшего ранга было совершенно ничтожным (ниже тогдашнего «прожиточного минимума»), а рабочий день длился более десяти часов в сутки. (Вспомним бессмертного несчастного Акакия Акакиевича из «Шинели» Гоголя!). Однако беспорочная служба – механическая и безынициативная – и лояльность начальству открывали возможность получения дворянства, орденов и богатств. Поэтому погоня за чинами в России XVIII–XIX веков приняла характер стихийного бедствия; чин полностью заслонил человека.