Сергей Романюк - Арбат. В лабиринте переулков

Многие иностранные ученые, которых не стесняли идеологические рамки и запреты, сомневаются в принятой версии событий. Вот что пишет один из них, Адам Улам: «Драма, разыгравшаяся в июле и августе [1918 г.] и приведшая к гибели левого крыла когда-то гордой партии, лояльной русскому крестьянству, до сих пор хранит в себе элемент мистики… Все сконцентрировалось вокруг графа Мирбаха, чье убийство якобы было санкционировано Центральным Комитетом социалистов-революционеров на заседании 24 июня… Было бы неудивительно, если б кто-либо из коммунистических лидеров решил убрать Мирбаха… Безусловно, обстоятельства, связанные с убийством, крайне подозрительны… Приходится подозревать, что по крайней мере некоторые из коммунистических сановников знали о решении социалистов-революционеров, но ничего не предпринимали… Возможно, по крайней мере, что кто-то в высших большевистских кругах был осведомлен об эсеровских приготовлениях, но считал, что представляется хорошая возможность избавиться и от них [эсеров], и от германского дипломата, причиняющего неприятности. Вообще, самые сильные подозрения падают на Дзержинского…»

Лето 1918 г. было наиболее подходящим временем для уничтожения партии левых эсеров — единственной оппозиции большевикам, поддержанной крестьянской массой.

Покушение совершили два чекиста — Блюмкин и Андреев. Яков Григорьевич Блюмкин, молодой человек 19–20 лет, был руководителем отдела контрразведки ВЧК «по наблюдению за охраной посольства и за возможной преступной деятельностью посольства», а Николай Андреев его подчиненным, фотографом отдела. Блюмкин работал непосредственно под руководством Дзержинского, и представляется маловероятным, что последний не знал в подробностях планов покушения, да и вообще известно, что он несколько раз получал сведения о готовящемся покушении на посла Мирбаха.

Итак, 6 июля 1918 г. За день до этого большевики сняли охрану посольства. Утром 6 июля Блюмкин и Андреев приехали в Первый дом Советов (так тогда называлась гостиница «Националь»), встретились с неким членом ЦК партии левых эсеров и получили от него бомбу и револьверы (кто он был, так и осталось неизвестным — чекисты не интересовались этим, а может быть, и знали, но позволили эту передачу). Оттуда поехали к посольству, приказали шоферу не глушить мотор, вошли в здание и предъявили свои удостоверения и мандат с возможно подложной подписью Дзержинского, вошли в здание и потребовали срочной встречи с Мирбахом под надуманным предлогом по сфабрикованному чекистами делу якобы родственника германского посла. Он нехотя соглашается и выходит для встречи с ними вместе с двумя сотрудниками в гостиную. Это небольшая комната, отделанная сейчас красным шелком, соединяется широким проемом с главным залом особняка, где теперь проходят приемы гостей посольства.

В ходе переговоров Блюмкин вытаскивает револьвер из портфеля и вместе с Андреевым начинает стрелять в Мирбаха и других. Мирбах бежит в большой зал, где его и настигает пуля. Однако убийцы еще бросают две бомбы, одна из которых разрывается в зале. Пользуясь суматохой, убийцы через окно выбрались из здания, забыв портфели с документами и свои шляпы, как-то сумели перелезть через решетку — высотой более 2 метров, — влезли в поджидавший автомобиль и исчезли. Латышский стрелок-охранник даже и не пошевелился, хотя ему немцы кричали стрелять.

В этот же вечер в посольство прибыл Дзержинский, а на следующий день Ленин, прочитавший по-немецки извинение и обещавший изловить и сурово наказать злоумышленников, что и было «исполнено»: Блюмкина помиловали, а второго не успели — он попал на фронт и скончался от тифа.

Блюмкин еще много лет появлялся в обществе, где он был известен как «убийца Мирбаха». Он попался только значительно позже, когда его поймали на передаче писем Троцкого — для большевиков это было хуже, чем простое убийство.

В 1919 г. особняк занял центральный исполком Коммунистического интернационала, где работали все наиболее известные тогда коммунисты, как русские, так и всего мира. Коминтерн заседал в этом здании до 1922 г., когда его аппарат уже не вмещался в особняке и он был передан посольству Италии, которое и занимает его с 1924 г. по сей день.

Участком (№ 1/8) на углу с Большим Левшинским переулком с 1770-х гг. владел полковник А.Ф. Ладыженский, который в 1782 г. просил позволения выстроить на самом углу с двумя переулками деревянный дом. На плане, выданном ему в 1797 г., на этом месте уже показано существующее здание с закругленным углом. В 1835 г. его приобрела Московская дворцовая контора для квартир своих служащих. Тут жил известный московский архитектор Е.Д. Тюрин. В его квартире находилась коллекция картин, о которой в середине XIX в. писали многие современники: «Лишь только я вошел в первую комнату, как был просто поражен, увидев все стены ее, даже стены лестницы, увешанными прекраснейшими картинами». Его галерея, в которой насчитывалось около 400 картин, в том числе Рубенса, Ван Дейка, Веласкеса, была открыта для всех желающих по воскресеньям. Е.Д. Тюрин предлагал передать ее городу — он писал в 1851 г.: «Почти тридцать лет тому назад родилась во мне мысль собрать коллекцию оригинальных картин, и с тою единственною целью, чтобы впоследствии положить из оных основание Отечественной Картинной Галлереи в Москве, в которой ко всем неисчислимым сокровищам, кажется, только ее и не достает». Картины он и покупал, и выменивал, и получал в качестве гонорара. Ему, рассказывал он, «как архитектору, случалось находить превосходные картины в подвалах, на чердаках и тому подобных местах, откуда они были исторгаемы мной от конечной гибели». Вся его собирательская деятельность была направлена на общественную пользу: «Сознаю, — писал в старости Е.Д. Тюрин, — что весь труд мой есть только бедное начало для славной будущности Музея изящных искусств в Москве». Однако ни генерал-губернатор Москвы, ни многочисленные учреждения, куда обращался Тюрин, не сочли возможным предоставить помещение для галереи, и ему пришлось распродавать свое собрание по частям.

Тюрин жил в этом доме до отставки в 1868 г.

В этом же доме жили писатели А.Ф. Вельтман и Е.А. Салиас де Турнемир, историки И.Е. Забелин и С.М. Соловьев. О последних днях Соловьева рассказывал издатель журнала «Русский архив» П.И. Бартенев: «с переездом в Москву (из дворцового имения Нескучного, где Соловьев обычно проводил лето. — Авт .) врачи воспретили ему много работать, и писать предписано ему было в течение не долее получаса. 3 октября 1879 г. он увлекся делом и прописал довольно долго, а на другой день скончался».

В доходном доме № 9 в Денежном переулке, построенном, как и двухэтажный особняк № 7, в 1910 г. архитектором А.Н. Зелигсоном, была квартира (сейчас там мемориальный музей-кабинет) первого советского наркома просвещения А.В. Луначарского. Он, нимало не смущаясь, выгнал в 1924 г. отсюда библиотеку (будущую «иностранной литературы») и поселился там с женой, актрисой Розенель, принимая многочисленных посетителей.