Андрей Сахаров - «Мы от рода русского...»

Формально, конечно, это не исключено. Мог это сделать летописец. Но вот посмотрим, нужно ли это было ему делать, нуждался ли он в таком переносе. Оказывается, вовсе нет. Оказывается, еще четырежды в разных местах начальных страниц летописи ее автор перечисляет по разным поводам состав русских племен. Любое из этих перечислений он мог бы использовать для искусственного реконструирования состава русского войска. Но самое главное: к сведениям о составе Олеговой рати летописец подошел уже после того, как он весьма подробно рассказал о собирании Олегом русских земель под властью Киева. Все, кого он привлек под свои стяги, неоднократно упоминаются в летописи до событий 907 года. Первыми в этом списке стоят варяги. А мы уже знаем, что именно они явились боевыми помощниками Олега в его победоносном движении вниз по Днепру. Они помогли ему овладеть Смоленском, Любечем, Киевом, с ним же шли новгородские словене, кривичи, а также уже зависимые от Руси чгодь, меря, весь. Все они, кроме веси, упоминаются под 907 годом. Именно варягам уставил Олег платить от Новгорода по триста гривен в год. К 907 году они стали его постоянными союзниками, возможно, основной организованной силой его войска, и понятно, что киевский князь вел их с собой на Константинополь.

Что касается русских племен — древлян, радимичей, кривичей, северян, вятичей, хорватов, дулебов, тиверцев, словен, полян, то о них в летописи и до 907 года приводятся неоднократные сведения — о местах расселения, обычаях, языке. А о некоторых сообщается, когда, при каких обстоятельствах они были подчинены Киеву. О древлянах: «Поча Олегъ воевати деревляны, и приму-чнвъ а, имаше на них дань гго черне куне». О северянах: <-.Иде Олегъ на северяне, и победи северяны, и възложц па нь дань легъку...» О радимичах: «Посла къ раднми-чемъ, рка: „Кому дань даете?" Они же реша (сказали):

„Козаромъ". Иречеимъ Олегъ; „Не дайте козаромь, но мне дайте...". Об уличах и тиверцах: «А съ уличи п те-верци имяше рать». Поистине всех своих вассалов, данников, союзников собирал Олег в далекий поход, и это отражено в летописной записи под 907 годом.

Не выдерживает критики и мысль о том, что у Руси не было причин к походу против Византин. Со времени . 8G0 года" прошло свыше сорока лет. Много воды утекло с тех пор. Ушли из жизни Михаил III, патриарх Фотий, соправитель Михаила, а потом император-автократор Василий Македонянин, захвативший (после убийства Михаила III) власть в Византии; ушли из жизни и русские вожди — предположительно Аскольд и Дир, заключившие с империей выгодный для Руси договор. Русь с тех пор была ввергнута в династическую борьбу, Аскольд и Дпр были убиты, власть перешла к Олегу, начавшему длительную и, надо думать, тяжелую борьбу за подчинение русских племен Киеву, а для этого надо было разорвать их зависимость от Хазарин, преодолеть сопротивление старого недруга Руси. К тому же Русь в это время испытала нашествие венгров и вынуждена была заключить с ними нелегкий для себя мир. Все это не могли не знать в Константинополе, и наверняка на каком-то историческом отрезке Византия сочла возможным прекратить выплату Руси ежегодной дани. Возможно, греки так же стеснили права русского купечества на византийских рынках, как и права болгарских купцов. Во всяком случае, вопрос о дани и о привилегиях русским купцам сразу же возник, едва руссы и греки вступили в переговоры в 907 году. Просто так подобные сюжеты в дипломатических соглашениях не появляются; они отражают глубокие противоречия в отношениях между странами, и переговоры, договоры венчают разрешение этих противоречий военным путем. С большой долей вероятия можно предположить, что Олег, создав сильное единое государство, объединив север и юг Руси, оправившись от венгерского нашествия, попытался восстановить, а может быть, и упрочить завоевания, которые были достигнуты после победоносного похода 8(30 года. Военная, внешнеполитическая активность а данном случае завершала внутриполитические процессы. Окрепнувшее Древнерусское государство вновь вырывалось на европейский простор.

Следы недавнего похода буквально рассыпаны по статьям мирных устроении руссов с греками в 907 и 911 годах. Они полны духом недавнего противоборства.

«Да умиримся с вами греки:>,— говорится от имени Руси в основной части русско-византийского договора 911 года. Эта фраза как бы подводит итог недавней войне и возвещает о мире.

А вот и еще следы.

Вспомним, как красочно летопись расскагывала о победном шествии руссов по константинопольским пригородам, о захвате пленников. В договоре же 911 года все это нашло отражение в статьях о полоняниках. Одна из них говорит о взаимном выпуске русских и греческих пленников и возвращении их в свои страны, а вторая посвящена другим случаям появления пленников на Руси из разных стран. В ней прямо говорится о пленниках-христианах, т. е. греках, попавших на Русь и возвращаемых в Византию. В первой из упомянутых статей есть фраза, которая непосредственно говорит о боевых действиях сторон. Когда? По всей вероятности, в недавнем прошлом, так как от известного нам предыдущего похода ее отделяет ни много ни мало пятьдесят лет, и все пленники, захваченные во время похода 860 года, вряд ли уже были живы. Вот эта фраза: «Тако же аще от рати ятъ будет от тех грекъ, тако же да возратится въ свою страну». Речь идет о захвате руссами греков «от рати», т. е. во время военных действий. Кажется, что летописный рассказ о том, как руссы «имаху пленншш;>, перенесен в текст договора.

Иной след мы можем увидеть в сочинении византийского императора Льва VI, который занимал престол в Византии в начале X века, т. е. во время похода русской рати на Константинополь. В своем трактате «Тактика:» он упоминает о способах нападения «северных скифов», как называли руссов в Византии, и сообщает, что они обычно используют небольшие весельные суда, так как на больших кораблях не в состоянии выйти по рекам в Черное море. Где и когда мог видеть или узнать Лев VI о способах передвижения русского войска? Конечно, до него могли дойти и сведения об их прошлых походах, в том числе о походе 860 года. И все-таки больше основании считать, что царственный автор сам наблюдал с городских стен за появлением «северных скифов» на морских подступах к городу, сам видел их ладьи, идущие к крепостным стенам при попутном ветре.

В заключение летописного рассказа приводится факт, который вызвал особый восторг тех, кто сомневался в достоверности летописных сообщений: там говорится, как после утверждения мира, о котором речь еще впереди, Олег в знак победы повесил свой щит на воротах города и лишь тогда ушел на родину: «И повеси щит свой въ вратах показуа победу, и поиде от Царяграда».