Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

Открыть путь для торговли и проникновения цивилизации в глубь Африки, создать условия для миссионерской деятельности - вот главное, чем должны заняться европейцы его времени. Ливингстон считал, что это их, в том числе и его, моральный долг перед африканцами. Прийти к этой мысли для Ливингстона все равно что взвалить на себя эту ношу. Теперь цель его жизни четко определилась: он будет исследовать Африку, искать пути к прогрессу, как он его тогда понимал.

Предприятие, на которое отважился Ливингстон, трудное и опасное, но оно не пугало. Однако будущий исследователь не предполагал, что осуществление намеченного им плана приведет к прямо противоположным результатам: вместо помощи африканцев ожидало колониальное угнетение. В дальнейшем деятельность Ливингстона еще больше способствовала британской экспансии, хотя его взгляды по-прежнему были противоположны взглядам колонизаторов. Для английских купцов и предпринимателей торговля и цивилизация в Африке - лишь новые возможности для наживы, для Ливингстона же - средство приобщения африканцев к прогрессу и культуре.

Смерть Себитуане

Прибытие Ливингстона с женой и детьми обрадовало Себитуане: он усматривал в этом визите доказательство искреннего доверия к нему. Намереваясь совершить путешествие, чтобы показать гостям подвластные ему земли, Себитуане хотел взять всю семью Ливингстона.

Однако осуществить этот замысел не удалось. Себитуане заболел воспалением легких. Ливингстон знал, что жизнь вождя в опасности, и колебался, браться ли за лечение: если Себитуане умрет, всю вину тогда припишут ему, чужеземцу. Местные лекари, с которыми он делился своими опасениями, признавали его правоту.

Как-то воскресным вечером после церковной службы он с сынишкой Робертом зашел навестить вождя и застал его уже при смерти. Себитуане и сам чувствовал ее приближение и даже высказал это. Ливингстон обронил лишь несколько слов о загробной жизни, которые вселили бы в умирающего надежду на бессмертие. "Почему ты говоришь о смерти? - спросил один их присутствующих лекарей. - Себитуане никогда не умрет". Ливингстон молчал. Если бы он настаивал на своем, позже могли бы сказать, что он, мол, накликал ее. Как легко при подобных обстоятельствах совершил бы роковую ошибку любой другой европеец, плохо знавший язык и образ мышления этих людей! Даже вполне доброжелательные исследователи из-за незнания обычаев и неверного поведения могли бы стать жертвой недоразумения. Однако удивительная интуиция и чувство такта, которые были чуть ли не врожденными у Ливингстона, служили хорошей основой его отношений с африканцами; ему чуждо было чувство высокомерия и расового превосходства. Он еще некоторое время посидел у постели умирающего, затем поднялся и хотел уже проститься. Но тут больной, напрягая силы, приподнялся, позвал слугу и сказал: "Отведи Роберта к Маунку, пусть она даст ему немного молока". Это были последние слова умирающего, услышанные от него Ливингстоном. На следующий день ему сообщили, что вождь скончался. Глубокой и искренней была скорбь Ливингстона, который знал, что в Себитуане он потерял верного и надежного друга.

Одновременно его заботило, как теперь отнесутся макололо к нему и сопровождающим его людям. Надо же такому случиться: вождь заболел и умер как раз во время пребывания европейцев в его городе.

Умершего вождя похоронили в загоне для скота. Затем туда загнали скот, который в течение двух часов топтал могилу, выравнивая землю вокруг так, чтобы могила стала совершенно незаметной. Ливингстон счел за лучшее самому пойти к людям, наиболее близким к покойному вождю, и поговорить с ними. Он советовал им всем объединиться и поддерживать наследника и преемника вождя. Люди были готовы следовать его добрым советам и просили, чтобы он также дружески относился к детям Себитуане, как и к самому вождю, и поддержал бы его преемника; никто и не думал приписывать Ливингстону вину в смерти Себитуане.

Достоинство вождя, по завещанному желанию покойного, переходило к одной из его дочерей, проживающей в двенадцати днях пути на север. Теперь Ливингстону следовало обращаться к ней в надежде, что она выполнит обещание отца: позволит осмотреть свои владения и предоставит подходящее место для создания новой миссионерской станции - должен же он где-то построить новое жилище для семьи, раз уж он не хочет возвращаться в Колобенг. Через несколько недель посыльный сообщил, что ему разрешено посещать любую часть владений макололо.

И вот вместе с Осуэллом продолжают они путь на северо-восток. В конце 1851 года совершенно неожиданно для себя отряд добрался до большой глубоководной реки шириной в несколько сот метров. На восток, к океану, такую массу воды несет, насколько известно, только одна река - Замбези. На португальских картах эти места не показаны: видимо, португальцы никогда не проникали сюда. Таким образом, Ливингстону посчастливилось сделать второе открытие, более важное, чем открытие озера Нгами.

Замбези предстала перед ним в конце сухого сезона, при самой низкой воде. Во время дождей вода поднимается на шесть-семь метров, и река затопляет прилегающие берега на пятнадцать - двадцать миль. Тогда все междуречье Замбези и Чобе (Квадо) бывает залито водой и макололо обитают на заболоченных, поросших высоким камышом, вытянутых вдоль реки Чобе полосках суши, обеспечивающих им защиту от врагов.

О поселении европейцев в этих местах, рассадниках малярии, по-видимому, не может быть и речи. К тому же Ливингстон не хотел уговаривать макололо, чтобы они в угоду ему отказались от безопасного для них места и переселились в более возвышенную и более здоровую местность, где, однако, не было никаких естественных препятствий для защиты от нападений матабеле. Значит, от мысли поселиться среди них пришлось отказаться. Кроме того, он понимал, что буры не станут долго терпеть его миссионерскую станцию у баквена, и решил пока вообще отказаться от организации станции, а полностью посвятить себя новой великой цели исследовать возможности установления торговых путей в Африку. Конечно, это трудная и опасная задача, и подвергать таким испытаниям семью он не вправе. И он решает отправить ее на некоторое время в Англию, по крайней мере до тех пор, пока не отыщется подходящее место для миссионерской станции - зародыша цивилизации и христианской веры. Это место одновременно будет и домашним очагом ему, его семье, как когда-то был Колобенг.

Колобенгом он был недоволен. Чего он там добился? Вождь Сечеле, правда, согласился принять крещение, но как он изменился! Прежде это был страстный охотник, стройный, гибкий, пользовавшийся уважением своего народа. Люди боялись его ослушаться. А теперь он ежедневно часами сидит на корточках, склонившись над Библией, полнеет, и многие не только не уважают, но даже и презирают его. Они ненавидят новую веру - колдовство, при помощи которого белый человек овладел их вождем.