Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

Местным жителям Ливингстон старался объяснить, что в гибели многих людей повинны также и те из них, кто продает людей в неволю.

Вожди, которым Ливингстон делал такой упрек, в большинстве случаев старались переложить вину на других вождей, которые оказывают, мол, содействие работорговле. Но как ни был доверчив Ливингстон, его все же не удовлетворяли эти отговорки: "Для вас было бы лучше, чтобы ваши соплеменники оставались здесь и обрабатывали побольше земли. Если вы и дальше будете так поступать, то вскоре настанет время, когда некого будет продавать, ваши земли опустеют".

Цены на продовольствие здесь возросли. Торговцы в обмен на продукты давали ружья, боеприпасы, ситец и красивые бусы. А то, что Ливингстон вез с собой, тут не ценилось и лишь с трудом можно было обменять на продукты. Одно время участники экспедиции в качестве дневного рациона получали лишь одну-две горсти зерна. Кроме диких голубей, которых удавалось подстрелить в пути, неделями у них не бывало мяса. Столь скудный рацион, конечно, не доставлял удовольствия. А людям ведь то и дело приходилось подниматься в гору или спускаться вниз, и дорога была такой твердой, что у некоторых появились раны на ступнях.

Однажды экспедиции попалась навстречу партия рабов, направлявшаяся к побережью. Вел ее работорговец, прослышавший, что туда прибыл какой-то англичанин с индийскими солдатами. Он, по-видимому, полагал, что этот отряд намерен бороться с работорговлей, и, чтобы расположить к себе англичанина, послал ему вола, мешок муки и вареное мясо. Ливингстон попросил его помочь продуктами также сипаям, тянувшимся далеко позади. Работорговец обещал это и сдержал свое слово. "Если бы он видел наш жалкий эскорт, то все его страхи сразу же прошли бы", - размышляет Ливингстон.

Впервые Ливингстон был вынужден принять помощь от работорговца, который видел в нем своего смертельного врага, и не только принять, но даже просить его об этом. Во время путешествия нужда еще не раз заставляла его взывать к великодушию тех, против кого он вел борьбу.

В последующее время Ливингстону редко уже приходилось встречаться с работорговцами. Они, очевидно, уклонялись от встречи с ним.

В середине июля экспедиция добралась до резиденции вождя племени ваяо - поселения, где было около тысячи домов, окруженных деревьями. Здесь жил Матака - вождь племени, человек примерно шестидесяти лет. У него большие стада крупного рогатого скота и овец. Европейцев он пока еще не видел. Матака предоставил Ливингстону жилище и ежедневно в избытке присылал всякую еду.

Вскоре после прибытия Ливингстона отряд ваяо вернулся из района озера Ньяса, ведя богатую добычу: людей и животных. Но Матака приказал все это вернуть. Ливингстон искренне похвалил его. "Он, очевидно, очень рад был моему одобрению и обратился к своим людям с вопросом, слышали ли они мои слова... Затем Матака как следует выбранил их". Но едва ли его подданные предпринимали эти грабительские походы без его ведома и даже одобрения. Эту ловко разыгранную комедию Ливингстон, по-видимому, все же не раскусил. Истинное лицо Матаки раскрылось лишь два дня спустя, когда тот открыл ему свое заветное желание побывать в Бомбее, чтобы приобрести там золото. "Что лучше всего прихватить с собой для обмена?" - спросил он у Ливингстона. И когда тот посоветовал ему взять слоновую кость, Матака без зазрения совести спросил: "А от продажи рабов разве нельзя получить хорошую прибыль?" - и он был крайне удивлен, услышав, что за торговлю рабами там его могут приговорить к тюремному заключению.

Прошло десять дней, как он покинул город вождя Матаки, и вот вдали показалось сверкающее голубизной озеро Ньяса, а через два дня он уже стоит на его берегу. "У меня было такое чувство, будто я вернулся на давно покинутую родину, которую уже и не чаял увидеть. Какая благодать купаться в его чудесных водах, слышать шум прибоя и бросаться в его пенящиеся волны".

Ливингстон охотно пересек бы озеро немедленно, но две дау, курсировавшие на озере, были заняты перевозкой рабов. И он вынужден был обогнуть озеро с юга. Пять недель спустя Ливингстон находился уже у южной оконечности озера, там, где начинает свой бег Шире.

Это родные места молодого ваяо Викатани, которого он когда-то вызволил из цепей рабовладельца. Случайно Викатани встретил одного из своих братьев и от него узнал, что невдалеке живут еще несколько его братьев и сестер. Он обратился с просьбой к Ливингстону отпустить его, и тот, разумеется, дал согласие.

В пути вдоль западного берега озера Ньяса островитяне Джоханны услышали от одного из арабов, что разбойники из племени мазиту терроризировали, мол, всю местность к западу от озера. Этот рассказ так испугал островитян, что они отказались идти дальше. Ливингстон поговорил с одним из спутников, Мусой, и заверил его, что не пойдет по той дороге, где хозяйничают мазиту. Но Муса и слушать не хотел, он все твердил: "Нет, нет, я не идем. Надо повидать своего отца, мать, ребенка. Не хочу, чтобы меня убили мазиту!" И 26 сентября, когда Ливингстон отдал приказ отправляться в путь, островитяне не пошли с ним. Он был вроде даже рад, что отделался от этих вечно роптавших парней. Его отряд совсем растаял. В нем оставались лишь парни из Насика, а также Чума, Суси и Амода, не считая тех носильщиков, которых он время от времени набирал по деревням.

Многие поселения к западу от озера Ньяса он знал еще по первому путешествию в эти края вместе со своим братом Чарлзом и доктором Кёрком, когда он открыл озеро. Некоторые старосты деревень рады были вновь видеть его и щедро угощали пивом, мясом, маслом и кукурузой. Всюду он осуждал торговлю людьми как чудовищную несправедливость и призывал всех к единству: маньянджа должны сплотиться и жить как одна семья, чтобы дать отпор общему врагу. "Но они подобны песчинкам: нет у них внутренней связи, солидарности, каждая деревня живет своей жизнью..." Если враги нападали на какую-либо деревню, то жители соседней деревни, вместо того чтобы прийти на помощь пострадавшим, предпочитали спасаться бегством.

Весь ноябрь маленькая группа идет по землям, опустошенным налетами мазиту. Не раз встречались им беженцы, жилища которых подверглись только несколько часов назад нападению; вдали еще виднелся дым, поднимавшийся от горящих хижин. Поэтому было почти невозможно подыскать носильщиков и проводников. Негде было достать и продукты: мазиту разграбили все запасы.

Голод и плохая пища отнимали у Ливингстона, болевшего дизентерией во время путешествия через материк, а также в экспедиции на пароходе, последние силы; прежний недуг снова возобновился. 6 декабря в дневнике, по-видимому впервые, появилась короткая запись об этом: "Слишком болен для похода". Но он умудряется вести борьбу с болезнью лекарствами: многолетний опыт подсказывал ему, что помогает.