Владимир Возовиков - Сиреневые ивы

На востоке японские самураи немного поутихли, после того как их отколотили на Халхин-Голе, зато на западе война придвинулась к самой нашей границе: фашистская Германия захватила Польшу, а затем разгромила Францию. По существу, вся Западная Европа находилась в руках Гитлера. Куда теперь фашисты направят свой удар?

Каждый наш комсомолец и член Осоавиахима считал долгом и делом личной чести сдать зачет по основам военно-технических знаний и нормативы "Готов к ПВХО", завоевать значки ГТО и "Ворошиловский стрелок". Конечно, в нашем городке не было таких возможностей, как в крупных центрах, где при советах Осоавиахима действовали аэроклубы, готовились парашютисты, связисты, водители машин и другие специалисты для армии и флота. Однако и наш кружок давал немало. Я, например, уже мог обращаться с пулеметом, довольно метко стрелял из винтовки, далеко и точно бросал гранаты. Если бы знал тогда, как скоро все это мне пригодится, вероятно, занимался бы еще старательнее.

Война пришла внезапно и грозно - как туча в солнечный день. Чувствуя себя достаточно подготовленным и крепким, я в первый же день воины послал заявление в ростовскую спецшколу ВВС, однако то ли не было приема, то ли возраст мой подвел - ответа я не получил. Наступил сентябрь, и пришлось продолжать учебу в девятом классе. В свободное время вместе с другими комсомольцами школы работал в вагоноремонтном депо. Конечно, бесплатно. Зимой мы, старшеклассники, строили линию укреплений в степи, помогали военруку школы проводить занятия, записались в истребительный батальон и в батальон по борьбе с диверсантами. Словом, жили по-военному, но все же это не фронт!..

Летом сорок второго фашисты устремились на Кавказ. С десятком друзей я отправился к командиру батальона курсантов Полтавского танко-технического училища, которые при поддержке бронепоезда обороняли станцию. Попросили зачислить нас в батальон. Командир отказал: "Молоды".

Позиции курсантов атаковали тридцать танков и пехота на бронетранспортерах. 25 августа гитлеровцы ворвались в город. Почти весь батальон был отрезан фашистами от моста через реку Малку, и к ночи подступы к мосту защищал единственный взвод курсантов под командованием техника-лейтенанта Бобрикова. Тогда-то мы снова пробрались к курсантам, и нашу просьбу удовлетворили. Мне вручили самозарядную винтовку Горюнова, два десятка патронов, две гранаты, и назначили меня третьим номером к пулемету с обязанностью иметь снаряженными три диска. Вот когда я оценил все то, что дал мне осоавиахимовский кружок!

Таким сильным я не чувствовал себя никогда прежде. Мальчишкой столько раз мечтал о буденовке с огромной красной звездой, о горячем скакуне, о клинке, зажатом в руке. Пусть все вышло иначе - я не жалел. Глянул бы на меня мой любимый Павка Корчагин - сразу понял бы, что я тоже не боюсь ни врагов, ни смерти, готов пойти на все за нашу советскую Родину.

Во взводе было восемнадцать курсантов. Мы держали оборону в центре железнодорожного поселка. В подворотнях больших домов занимали позиции истребители танков с противотанковыми ружьями и стрелки. Наш пулемет посередине улицы, за брошенным колесным трактором. На станции беспокойно курсировал бронепоезд, ведя почти непрерывную дуэль с вражеской батареей. Гитлеровцев мы ждали со стороны Прохладного, однако в сумерках из здания кооператива, находившегося позади наших огневых точек, вдруг ударил автомат. Стреляли по трактору с расстояния меньше ста метров. Сверкали трассирующие пули, с резким визгом разлетались осколки. Однако били фашисты неточно. Это спасло нас и оставило время уяснить азы солдатской тактики: никогда не устраивать огневых позиций вблизи хорошо видимых ориентиров.

После небольшого замешательства загремели наши ответные выстрелы. Паники, на которую фашисты, видно, рассчитывали, не возникло. Чья-то пуля нашла цель, и совсем близко мы услышали душераздирающий вопль. Я никогда раньше не слышал такого крика, и в первый миг волосы зашевелились на моей голове. Вероятно, не выдержали нервы у гитлеровцев, они куда-то исчезли, бросив на произвол судьбы своего стонущего собрата.

По приказу командира взвода мы заняли круговую оборону в ближнем квартале, провели несколько вылазок, чтобы очистить от фашистов свой тыл. А на рассвете взвод получил приказ отойти за реку Малку. Потом еще два дня батальон держал оборону на восточном берегу Малки под минометным обстрелом. Здесь мы получили приказ выбить фашистов из железнодорожного поселка и со станции Прохладный.

Помню, как тщательно запасался боеприпасами. Пулемет - машина прожорливая. И все же кроме подсумков ухитрился подвесить на ремень своих штатских брюк две противотанковые и четыре ручные гранаты... Почти к самому поселку подъехали на машинах, спешились и пошли по улицам отдельными группами, прикрывая друг друга. Немцы засели на вокзале и в больших домах. Пришлось их выковыривать. Курсанты в основном чуть постарше меня, а сражались умело. Подползут поближе, метнут гранаты в окна и сами туда же бросаются - прямо в дым и пламя. Мы пулеметным огнем прикрывали их броски, стреляя из окон соседних домов. Этажи выбирали повыше - обзор лучше и стрелять удобнее. Помню, четыре фашиста, спасаясь от преследования, выскочили на крышу четырехэтажного дома. Почти одновременно там появилось несколько курсантов. Расстреляли врагов в упор.

Я тоже стрелял из своей винтовки по двум бегущим гитлеровцам. После второго выстрела один точно споткнулся, засеменил, выронил оружие, упал и пополз за угол дома. "Молодец! Открыл счет! - слышу слова командира расчета. - Только стреляй спокойнее - будет полный порядок".

Кажется, у меня тогда впервые руки задрожали. И радостно, и досадно. Уполз гад! Однако все же уполз, а не ушел! Успокоился, ухватил винтовку покрепче - ничего: мушка даже не колыхнется. Ну, теперь не промажу!

Город нам очистить не удалось. Залегли под огнем и окопались на окраине. Трое суток мы вели охоту за стрелками врага, слышали, как гитлеровцы пьяными голосами горланили "Хорста Весселя", играли на губных гармошках. Мы торжествовали, если удачные попадания снарядов нашего бронепоезда вызывали вопли гитлеровцев, и негодовали, когда очередная серия разрывов ложилась вдали от цели. В ночь на 30 августа батальон получил приказ отойти за реку Черек.

...Около школы, в которой учился, я простился с мамой. Она работала здесь учительницей. Помню, как обняла меня в последний раз и сказала: "Прощай, мой мальчик! Путь твой тяжел и опасен, но другого нет. Когда тебе будет особенно трудно, вспоминай меня, и моя любовь поможет тебе. Иди, мой милый! Ты видишь - я не плачу. Я тобой горжусь и благословляю тебя. Иди..."