Николай Карамзин - Полная история государства Российского в одном томе

Еще Князья наши старались восстановить битву; сражались толпы с толпами, воин с воином, долго, упорно; везде число одолело, и россияне, положив на месте 500 Моголов, были истреблены. Сам Великий Князь, личным мужеством заслужив похвалу – имея простреленную руку, несколько пальцев отсеченных, тринадцать язв на голове, плечи и грудь синие от ударов – отдался в плен вместе с Михаилом Верейским и знатнейшими Боярами. Иоанн Можайский, оглушенный сильным ударом, лежал на земле: оруженосцы посадили его на другого коня и спасли. Василий Ярославич Боровский также ушел; но весьма немногие имели сие счастие. Смерть или неволя были жребием остальных. Царевичи выжгли еще несколько сел, два дня отдыхали в монастыре Евфимиеве и, сняв там с несчастного Василия златые кресты, послали оные в Москву, к его матери и к супруге, в знак своей победы.

Столица наша затрепетала от сей вести: Двор и народ вопили. Москва видала ее Государей в злосчастии и в бегстве, но никогда не видала в плену. Ужас господствовал повсюду. Жители окрестных селений и пригородов, оставляя домы, искали убежища в стенах Кремлевских: ибо ежечасно ждали нашествия варваров, обманутые слухом о силе Царевичей. Новое бедствие довершило жалостную судьбу Москвитян и пришельцев: ночью сделался пожар внутри Кремля, столь жестокий, что не осталось ни одного деревянного здания в целости: самые каменные церкви и стены в разных местах упали; сгорело около трех тысяч человек и множество всякого имения. Мать и супруга Великого Князя с Боярами спешили удалиться от сего ужасного пепелища: они уехали в Ростов, предав народ отчаянию в жертву. Не было ни Государя, ни правления, ни столицы. Кто мог, бежал; но многие не знали, где найти пристанище, и не хотели пускать других. Чернь в шумном совете положила укрепить город: избрали Властителей; запретили бегство; ослушников наказывали и вязали; починили городские ворота и стены; начали строить и жилища. Одним словом, народ сам собою восстановил и порядок из безначалия, и Москву из пепла, надеясь, что Бог возвратит ей и Государя. – Между тем, пользуясь ее сиротством и несчастием, хищный Князь Борис Александрович Тверской прислал Воевод своих разграбить в Торжке все имение купцев Московских.

Несмотря на пороки или недостатки Василия, россияне Великого Княжения видели в нем единственно о законного Властителя и хотели быть ему верными: плен его казался им тогда главным бедствием. Царевичи, хотя и победители, вместо намерения идти к Москве – чего она в безрассудном страхе ожидала – мыслили единственно как можно скорее удалиться с добычею и с важным пленником, имея столь мало войска. От Суздаля они пришли к Владимиру; но только погрозив жителям, через Муром возвратились к отцу в Нижний. Сам Мах-мет опасался россиян и не рассудил за благо остаться в наших пределах: зная расположение Шемяки, отправил к нему посла, именем Бигича, с дружескими уверениями; а сам отступил к Курмышу, взяв с собою Великого Князя и Михаила Верейского.

Шемяка радовался бедствию Василия, которое удовлетворяло его властолюбию и ненависти к сему злосчастному пленнику. Он принял Царского Мурзу с величайшею ласкою: угостил и послал с ним к Махмету дьяка Федора Дубенского для окончания договоров. Дело шло о том, чтобы Василию быть в вечной неволе, а Шемяке Великим Князем под верховною властию Царя Казанского. Но Махмет, долго не имев вести о Бигиче, вообразил или поверил слуху, что Шемяка убил его и хочет господствовать в России независимо. Еще и другое обстоятельство могло способствовать счастливой перемене в судьбе Василия. Один из Князей Болгарских или Могольских, именем Либей, завладел тогда Казанью (после он был умерщвлен сыном Ханским, Мамутеком). Желая скорее возвратиться в Болгарию, Царь советовался с ближними, призвал великого Князя и с ласкою объявил ему свободу, требуя от него единственно умеренного окупа и благодарности. Василий, прославив милость Неба и Царскую, выехал из Кур-мыша с Князем Михаилом, с Боярами и со многими послами Татарскими, коим надлежало проводить его до столицы; отправил гонца в Москву к Великим Княгиням и сам вслед за ним спешил в любезное отечество. Между тем Дьяк Шемякин и Мурза Бигич плыли Окою от Мурома к Нижнему: услышав о свободе Великого Князя, они возвратились от Дудина монастыря в Муром, где Наместник, Князь Оболенский, взял Бигича под стражу.

В тот самый день, когда Царь отпустил Василия в Россию – 1 октября [1445 г.] – Москва испытала один из главных естественных ужасов, весьма необыкновенный для стран северных: землетрясение. В шестом часу ночи поколебался весь город, Кремль и посад, домы и церкви; но движение было тихо и непродолжительно: многие спали и не чувствовали оного; другие обеспамятели от страха, думая, что земля отверзает недра свои для поглощения Москвы. Несколько дней ни о чем ином не говорили в домах и на Красной площади; считали сей феномен предтечею каких-нибудь новых государственных бедствий и тем более обрадовались нечаянному известию о прибытии Великого Князя. Не только в столице, но и во всех городах, в самых хижинах сельских добрые подданные веселились, как в день Светлого Праздника, и спешили издалека видеть Государя. В Переславле нашел Василий мать, супругу, сыновей своих, многих Князей, Бояр, детей Боярских и вообще столько ратных людей, что мог бы смело идти с ними на сильнейшего из врагов России. Сия усердная, великолепная встреча напомнила величие Героя Димитрия, приветствуемого народом после Донской битвы: дед пленял россиян славою, внук трогал сердца своим несчастием и неожидаемым спасением. – Но Василий (17 ноября) с горестию въехал в столицу, медленно возникающую из пепла; вместо улиц и зданий видел пустыри; сам не имел дворца и, жив несколько времени за городом в доме своей матери, на Ваганкове, занял в Кремле двор Князя Литовского, Юрия Патрикиевича.

Еще мера зол, предназначенных судьбою сему Великому Князю, не исполнилась: ему надлежало испытать лютейшее, в доказательство, что и на самой земле бывает возмездие по делам каждого. Опасаясь Василия, Димитрий Шемяка бежал в Углич, но с намерением погубить неосторожного врага своего, который, еще не ведая тогда всей его злобы и поверив ложному смирению, новою договорною грамотою утвердил с ним мир. Димитрий вступил в тайную связь с Иоанном Можайским, Князем слабым, жестокосердным, легкомысленным, и без труда уверил его, что Василий будто бы клятвенно обещал все Государство Московское Царю Махмету, а сам намерен властвовать в Твери. Скоро пристал к ним и Борис Тверской, обманутый сим вымыслом и страшась лишиться княжения. Главными их наушниками и подстрекателями были мятежные Бояре умершего Константина Димитриевича, завистники Бояр Великокняжеских; сыскались изменники и в Москве, которые взяли сторону Шемяки, вообще нелюбимого: в числе их находились Боярин Иван Старков, несколько купцев, Дворян, даже Иноков. Умыслили не войну, а предательство; положили нечаянно овладеть столицею и схватить Великого Князя; наблюдали все его движения и ждали удобного случая.