Михаил Александров - Внешнеполитическая доктрина Сталина

"'Если ты хочешь сказать, что Ленина можно было убедить в чем–нибудь, в чем он сам не был убежден, то это может вызвать лишь смех … Припомните–ка другой факт, например, насчет Шляпникова, которого Ленин предлагал исключить из состава ЦК за то, что он в ячейке ВСНХ критиковал какой–то проект постановления ВСНХ» 30 .

Сталин слишком хорошо знал характер Ленина, чтобы подвергать себя бессмысленному риску и вступать в открытую дискуссию. На 8-ом съезде партии Ленин дал ясно понять, что не намерен менять своей позиции в национальном вопросе. Поэтому Сталин избрал другой путь. Его замысел состоял в том, чтобы пересмотреть национальный вопрос в рамках существующей доктрины путем его увязки с целями, которые для этой доктрины являлись более приоритетными, более важными. Такими целями были мировая революция и победа пролетариата во всемирном масштабе. Подчиняя национальный вопрос этим более «высоким» целям, Сталин создавал теоретическую почву для того, чтобы дезавуировать принцип самоопределения вплоть до отделения и в то же время остаться на твердой почве партийной программы. Действовал он постепенно, осторожно, но последовательно, используя тактику небольших шагов, ведущих к одной цели. Не случайно, на начальных этапах он привязывал национальный вопрос к обстановке на Украине, в Закавказье, Польше. Это давало ему возможность проследить за реакцией окружающих, а в случае необходимости увернуться от удара, сославшись на специфику конкретной ситуации, не ввязываясь при этом в дискуссию по вопросам теории. По мере решения каждого практического вопроса создавался прецедент. Несколько таких прецедентов уже давали повод к тому, чтобы говорить о наличии определенной политической линии, давали необходимый материал для обобщения. К октябрю 1920 года таких прецедентов накопилось уже достаточно.

Важно иметь в виду, что Сталин никогда формально не отрицал принцип самоопределения вплоть до отделения в его абстрактной форме. Более того, на словах он изображал себя самым активным сторонником и защитником этого принципа. Но на практике, при решении конкретных вопросов он обставлял его различными условиями, оговорками, привязывал этот принцип к конкретной ситуации таким образом, что выхолащивал его суть. Этот сталинский стиль сильно отличался от действий других большевистских лидеров, которые то тут, то там выдвигали одну за другой различные политические концепции, что вызывало гнев Ленина, приводило к острым внутрипартийным дискуссиям и, как правило, заканчивалось обвинением незадачливых «теоретиков» в оппортунизме и провалом их замыслов. Сталину же, наоборот, путем искусного политического маневрирования удавалось, обычно, добиваться желаемых результатов. Но это, естественно, не могло продолжаться до бесконечности. Рано или поздно столкновение с Лениным по принципиальным вопросам должно было произойти. Его нельзя было избежать по той простой причине, что слишком крупные вопросы были поставлены на карту, слишком велики были различия в представлениях о дальнейших путях развития России.

Первые признаки конфронтации между Лениным и Сталиным наметились осенью 1922 года. Поводом к этому послужил так называемый «грузинский инцидент», хотя подоплека конфликта была глубже и намного серьезнее. В ноябре 1922 года обострились отношения между Сталиным и Орджоникидзе, с одной стороны, и большинством ЦК компартии Грузии, с другой. Жесткая позиция Сталина по отношению к грузинским националистам, которых он называл «социал- националистами», привела к тому, что последние в свою очередь обвинили Сталина в «великодержавном шовинизме». Эти обвинения дошли до Ленина. И все бы ничего, но произошло это всего лишь через месяц после того, как Ленин раскритиковал сталинский план «автономизации» советских республик.

Предыстория этих событий такова. В августе 1922 года по решению ЦК была создана комиссия во главе со Сталиным для рассмотрения вопроса о взаимоотношениях между РСФСР, Украиной, Белоруссией и Закавказской Федерацией (ЗФСР). На прошедшем 23–24 сентября заседании комиссии был принят сталинский план «автономизации», то есть вхождения указанных республик в состав России в качестве автономных образований. О решении комиссии стало известно Ленину, который находился в Горках на лечении. Вождь сразу же вызвал Сталина к себе и настоял на изменении плана. В письме Каменеву от 26 сентября он указывал:

«т. Каменев! Вы, наверное, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении независимых республик в состав РСФСР … По–моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление торопиться. Надо Вам … подумать хорошенько! Зиновьеву тоже.

Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В § 1 сказать вместо «вступления в РСФСР» — «Формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии». Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе, и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию, «Союз Советских Республик Европы и Азии» .

По настоянию Ленина пленум ЦК, состоявшийся 6 октября, внес в сталинский план соответствующие изменения. Главным из них было положение о праве республик на свободный выход из состава федерации. Сталин был вынужден уступить. 30 декабря 1922 года 1-ый съезд Советов принял Договор об образовании СССР в ленинском варианте. Но, видимо, и тогда Ленин не был до конца удовлетворен. В те самые дни, когда в Кремле заседал съезд, одобрявший его план, Ленин задиктовал свои известные заметки «К вопросу о национальностях или об «автономизации»". «Видимо, вся эта затея с «автономизацией» в корне была неверна и несвоевременна», — подчеркивал он. Далее он предлагал уже на следующем съезде Советов еще более сузить систему федеративных связей, оставив союз «лишь в отношении военном и дипломатическом» и то, главным образом, как меру, которая «нам нужна, как нужна всемирному коммунистическому пролетариату для борьбы со всемирной буржуазией и для защиты от ее интриг» 32.

Значение разногласий между Сталиным и Лениным не следует преуменьшать. То, что иногда трактуется как разная степень толерантности к правам национальных меньшинств, заключало в себе расхождения более глубокого доктринального порядка. В их основе лежала принципиально отличная политическая философия, разное видение будущего России.

План Сталина предусматривал создание нормального федеративного государства, с определенной степенью автономии для национальных меньшинств. Возможность выхода из состава федерации не предусматривалась. Члены федерации не могли быть субъектами международного права. Единственным таким субъектом оставалась бы Россия, которая бы действовала в системе международный отношений на тех же принципах, что и другие государства. План Ленина основывался на доктрине, имевшей совершенно иные теоретические корни. Речь шла не о создании государства, а о создании союз а государств, «союза военного и дипломатического». Целью государства являются, прежде всего внутренние задачи, а внешняя политика составляет производную от этих внутренних задач. Целью союзов, напротив, являются внешние задачи — военные, дипломатические, иногда экономические. Союз, который представлял себе Ленин, не являлся исключением. Он отводил этому новому союзу поистине великую историческую роль — стать прологом к созданию Мировой Социалистической Советской Республики. Обозначив эту цель еще в 1915 году в работе «О лозунге Соединенных Штатов Европы», Ленин не отказался от нее и в 1922 году. Именно по его настоянию данный пункт был включен в Декларацию об образовании СССР. «Кремлевский мечтатель» видел движение мировой революции как длительный, но поступательный процесс, в результате которого от системы капитализма будут отпадать все новые и новые государства. Затем они присоединялись бы к новому социалистическому союзу. Поэтому нужно было некое аморфное образование, а не прочная федерация. Важным элементом ленинского замысла было создание прецедента, своего рода, «манящего образа» для пролетариев других стран, формирование у них впечатления, что первые кирпичики в фундамент соединенных социалистических штатов мира уже заложены, что нужно сделать еще одно революционное усилие и цель будет достигнута.