Рафаэль Гругман - Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна

Смерть Готвальда стала первой в череде загадочных смертей, случившихся после похорон Сталина с людьми, близко соприкасавшимися с ним в последние дни и часы. Кто был в этом лично заинтересован? В первую очередь Маленков, новый глава правительства. Он курировал «дело Сланского» и, «направляя» Готвальда, активно участвовал в пражском процессе ( Берия к казням в Праге отношения не имел ). Знамо дело — Маленков забеспокоился, вдруг Готвальд проговорится. В случае появления таких рисков опасных свидетелей заставляют умолкнуть навечно. Оружие выбрано стандартное, не раз успешно использовавшееся, — нераспознаваемый яд.

К кому же он мог обратиться за помощью? К Хрущёву. Вспомним свидетельство Судоплатова, что Хрущёв лично отдал ему приказ умертвить Шумского и Ромжу, используя нераспознаваемый яд, симулирующий признаки сердечно-сосудистых заболеваний. (О склонности Хрущёва к тайным убийствам с применением ядов рассказывалось в главе «По ложному следу»; напомним, что в связи с секретными ликвидациями имя Берии Судоплатовым ни разу не упоминалось, а он-то, руководитель подразделения НКВД, непосредственно проводившего ликвидации, знал, что и ком говорил.)

Кто следующий в списке жертв? В апреле от сердечного приступа скончался Хрусталёв, начальник смены охраны, дежурившей в ночь на 1 марта. В том же году умер Русаков, патологоанатом, делавший вскрытие тела Сталина. ( Автору неизвестно, умер ли Русаков до ареста Берии 26 июня или позже, но возраст умершего 68 лет допускает, что смерть была ненасильственной. )

Если предположить, что Берия причастен к смерти Готвальда и Хрусталёва (как раз в это время он возглавлял МВД), то в 1954 году, в «хрущёвскую оттепель», арестованы и сосланы в Воркуту министр здравоохранения СССР Третьяков и начальник лечебно-санитарного управления Кремля Куперин. Оба участвовали в постинфарктном лечении Сталина и присутствовали на вскрытии тела, и оба поплатились за то, что оказались носителями информации. Какой? Хрущёв — не Берия, как утверждали желающие навесить на него ответственность за смерть Сталина, а Хрущёв! — убирал тех, кто мог опровергнуть официальное сообщение о смерти Сталина, рассказать, когда появились врачи и в каком состоянии они его обнаружили.

Но были и другие последствия первомартовской ночи. 3 апреля «Правда» опубликовала сообщение о лишении Лидии Тимошук ордена Ленина «в связи с выявившимися в настоящее время действительными обстоятельствами». На следующий день самая «правдивая» в мире газета, месяц назад захлёбывавшаяся от разоблачений врачей-вредителей, известила читателей об их реабилитации.

20 июля 1953 года Москва и Тель-Авив возобновили дипломатические отношения, однако межгосударственные отношения пошли уже по другому сценарию.

Не отказываясь от троцкистского лозунга экспорта революции и глубоко вдохнув пары махрового антисемитизма, Советское правительство начало искать союзников в арабском мире и, надо сказать, преуспело. Советский Союз быстро осознал, какую выгоду можно извлёчь из арабо-израильского конфликта (благодаря ему Москва на десятилетия закрепилась в арабском мире, превратилась в ведущего экспортёра оружия и регулятора мировых нефтяных цен), и подогревал ближневосточное противостояние, зарабатывая на высоких ценах на нефть «бешеные деньги», пока не испустил дух, погрязнув в афганской войне.

Тема эта не планировалась. Предполагалось рассказать версию Глебова и проанализировать, как она стыкуется с ранее опубликованными версиями смерти Сталина.

Создание государства Израиль и отказ его стать сталинским сателлитом, антисемитская компания, развернувшаяся в 1949 году, и антиеврейские процессы 1952 года — пражский, ЕАК и «дело врачей» — обсуждались по одной лишь причине: автор пытался выяснить, почему Сталин в последние месяцы своей жизни оказался без медицинской помощи. Эти события, отягощённые конфликтом с дочерью, влюбившейся в Каплера, а затем в Морозова, способствовали развитию гипертонии. Результатом семейных переживаний, нервных перегрузок и эмоциональных стрессов стали два микроинфаркта, третий — оказался решающим.

Антисемитизм Сталина ускорил его смерть. Некоторые авторы (Кожинов, Солженицын) отрицают обвинение в антисемитизме и, аргументируя, приводят список евреев, лауреатов Сталинской премии, получивших свои звания в годы репрессий. Главным доказательством они считают то, что двое его внуков, дочь Яши и сын Светланы, — наполовину евреи. Чтобы не пускаться в длительные рассуждения, обратимся к мемуарам Светланы («Двадцать писем к другу»). Её в предвзятом отношении к отцу обвинить трудно:

«В 1935 Яша приехал в Москву и поступил в Военную Артиллерийскую Академию. Примерно через год он женился на очень хорошенькой женщине, оставленной её мужем. Юля была еврейкой, и это опять вызвало недовольство отца. Правда, в те годы он ещё не выказывал свою ненависть к евреям так явно, — это началось у него позже, после войны, но в душе он никогда не питал к ним симпатии.

<���…>

«Зайди в столовую к папе», — сказали мне. Я пошла молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии. «Писатель! — бормотал он. — Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!» То, что Каплер — еврей, раздражало его, кажется, больше всего…

<���…>

Весной 1944 года я вышла замуж. Мой первый муж, студент, как и я, был знакомый мне ещё давно, — мы учились в одной и той же школе. Он был еврей, и это не устраивало моего отца. Но он как-то смирился с этим, ему не хотелось опять перегибать палку, — и поэтому он дал мне согласие на этот брак. Я ездила к отцу специально для разговора об этом шаге. С ним вообще стало трудно говорить. Он был раз и навсегда мной недоволен, он был во мне разочарован…

<���…>

«Чёрт с тобой, делай, что хочешь…» В этой фразе было очень много. Она означала, что он не будет препятствовать, и благодаря этому мы три года прожили безбедно, имели возможность оба спокойно учиться. <���…> Только на одном отец настоял — чтобы мой муж не появлялся у него в доме.

<���…>

«Сионисты подбросили и тебе твоего первого муженька», — сказал мне некоторое время спустя отец. «Папа, да ведь молодёжи это безразлично, — какой там сионизм?» — пыталась возразить я. «Нет! Ты не понимаешь! — сказал он резко — сионизмом заражено всё старшее поколение, а они и молодёжь учат…» Спорить было бесполезно».

Если бы не скрытый антисемитизм Сталина, ярко проявившийся в последние годы его жизни (к старости недуги обостряются), не было бы громких послевоенных процессов и кампании государственного антисемитизма, публично стартовавшей в феврале 1949 года.