Рафаэль Гругман - Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна

…После войны на бронзовых львов уже никто не надеялся — оборонительный рубеж создавался в квартирах. Моё счастливое детство оберегали две фарфоровые тарелочки с портретами Ленина и Сталина, висевшие на стене, над детской кроваткой. Сталин был в форме генералиссимуса, выглядел привлекательно и, как положено полубогу, располагался повыше. Из ясельных воспоминаний, которых почти не осталось, я безошибочно распознавал вождей мирового пролетариата и на мамин вопрос: «А где Сталин?» чётко указывал на тарелочку, на которой сверкал золотистыми погонами усатый генералиссимус.

…Двоюродный брат мамы, журналист «Красной Звезды», был репрессирован в 37-м — исчез бесследно.

Мой отец, старший контрольный мастер и по совместительству парторг механического цеха завода «Кинап», в 1952-м был снят с должности и переведен на низкооплачиваемую работу, кладовщиком. На большее он, с перебитой разрывной пулей правой рукой — ранение получено было под Сталинградом 21 января 1943 года при прорыве немецкой обороны — рассчитывать не мог.

Его неприятности начались на второй день после совещания в райкоме партии, на котором в его присутствии секретарь райкома обвинил директора завода в том, что на заводе «он развёл синагогу». От отца отвернулись друзья — он ждал ареста. Когда я подрос, нашёл спрятанную на шкафу отписку из канцелярии Ворошилова [203] Маршалу Ворошилову принадлежит рекорд продолжительности членства в Политбюро (Президиуме) ЦК — 34,5 года. Антирекорд, 120 дней, принадлежит другому маршалу — Жукову (29 июня — 27 октября 1957 г.). (в те годы полстраны в поисках справедливости писали слёзные письма председателю Президиума Верховного Совета СССР). За точность слов не ручаюсь, передаю смысл: «Проведенная проверка нарушений в вашем деле не обнаружила».

Военный билет отца, который я вывез в США, исчеркан номерами расформированных рот и полков (в отступлениях 41-го и 42-го пехота «испепелялась») — и ни одной боевой награды, о которых мечтал я, хотя бы скромной медали «За оборону Сталинграда» или «За победу над Германией». Мальчишкой я просил его пойти в военкомат и получить полагающиеся ему медали, втайне надеясь, что их может быть больше. Он отвечал: «Зачем? Чтобы в газете написали: “Ещё один солдат пришёл за наградами?”»

Моей матери с наградами повезло больше — она награждена медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».

В 37-м она закончила литературный факультет еврейского сектора Одесского учительского института, была знакома с литераторами и поэтами, входившими в руководство ЕАК и расстрелянными в 1952-м. Выпуск 1937 года оказался последним. Арестовали почти весь профессорско-преподавательский состав. Когда пришли арестовывать маму, её не застали — она уехала учительствовать в Днепропетровскую область. Конфисковали все книги, конспекты, научную работу (мама ездила по местечкам, собирала фольклор). Во второй раз энкавэдэшники не пришли. Возможно, следователей завалила текучка, а, возможно, они сами попали под жернова Большого террора. Благодаря их забывчивости смогла появиться эта книга, посвящённая её правнукам, Маечке, Лорочке и Антошеньке, родившимся в США.

Цель, обозначенная в заглавии книги, достигнута. Изложены все версии смерти Сталина, а также исторические события, им сопутствовавшие. А далее читатель волен самостоятельно решать, какая смерть была уготовлена Всевышним «отцу народов»: насильственная или естественная.

Но, как оказалось, на этом рано ещё ставить точку. А что дальше? Просится оптимистическая концовка «Они жили дружно и счастливо и умерли в один день» — это о дружном квартете кремлёвских вождей, разделившем меж собой власть, честно и по справедливости, как просил некогда Шура Балаганов, и правившем десятилетия на благо многомиллионной и многонациональной страны. Второй вариант, и тоже о них, и тоже со счастливым концом, как в русских народных сказках: «И стали они жить-поживать да добра наживать». Или всё сложилось не так, и сюжетная линия оказалась иной, с трагической развязкой для всех участников предсмертного застолья вождя?

Драматические события последующих после смерти Сталина четырёх месяцев определили развитие страны на десятилетия. До похорон Сталина, казалось, всё было предсказуемо. Линия партии никем из участников ночного застолья никогда не подвергалась сомнению, каждый член Политбюро лично и усердно доказывал вождю свою преданность и желание денно и нощно искать и истреблять врагов государства. Впрочем, мы будем об этом ещё говорить: по словам Хрущёва, ещё в 1938 году после назначении Берии заместителем Ежова тот показывал очаги недовольства и высказывался за прекращение террора.

Неспроста Хрущёв подозревал Берию в двуличии: ещё не стихли рыданья на похоронах, как на корабле разразился бунт — Берия, первый заместитель главы правительства, которому партийные генералы вручили карательный меч, не стал им размахивать, вложил меч в ножны и завалил «генералов» инициативами демократических перемен. Развернув кипучую деятельность, он поставил коллег перед выбором: или прекратить массовые репрессии, а во всём остальном следовать сталинским курсом с сохранением прежних ориентиров, или развернуть корабль, сменить курс с ломкой коммунистических ценностей и догм об экспорте революции.

В подковёрной борьбе победили умеренные сталинисты Хрущёв — Маленков — Булганин. Они выкорчевали из «дружной» четвёрки Берию, посмевшего замахнуться на духовные ценности подлинных продолжателей дела Ленина — Сталина.

Часть вторая, «По следам первомартовской ночи», завершает страницу истории «Смерть Сталина». Памятуя об обвинении, выдвинутом Авторхановым и его последователями, напрашивается вопрос: предъявлялось ли Берии аналогичное обвинение Прокуратурой СССР, подготовившей в декабре 1953-го по результатам масштабного полугодового расследования Обвинительное заключение, которое, прежде чем лечь в основу решения Специального Судебного Присутствия Верховного суда СССР, получило одобрение Президиума ЦК КПСС? И действительно, почему молчит правосудие? Ведь дыма без огня не бывает — или еще как бывает, если дымовую завесу устраивают мастера фальсификаций?

Оно состоит из двух: «мингрельского», начатого Сталиным и закрытого сразу же после его смерти, и «хрущёвского», открытого 26 июня 1953 года и не завершившегося расстрелом Берии 23 декабря того же года (есть и другая версия, но о ней — позже).

Судебные действия и суровые наказания фигурантов «дела», которых для придания видимости существования широко разветвлённого заговора арестовывали ещё два года, выделили в отдельное производство. Преследования «заговорщиков» и закрытые суды продолжались вплоть до свержения Хрущёва, а дела двух обвиняемых — кадровых советских разведчиков генерал-лейтенанта Судоплатова (отсидел в тюрьме 15 лет, освобождён в 1968-м) и его заместителя генерал-майора Эйтингона (освобождён в 1964-м) — были прекращены главным военным прокурором только после августовских событий 1991 года.