Рафаэль Гругман - Смерть Сталина. Все версии. И ещё одна

Анисимов, заместитель заведующего сектором информации отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК КПСС, готовит подборку вопросов граждан и 11 июля, на следующий день после публикации в «Правде», докладывает Президиуму ЦК:

«Не связан ли вопрос освобождения врачей и амнистия с деятельностью Берия? <���…> Почему разоблачили только Берия и никого больше, наверное, есть у него пособники? <���…> В чем сущность извращений со стороны Берия в вопросах национальной политики? <���…> Не дело ли рук Берия смерть И. В. Сталина? Как будут судить Берия: открытым или закрытым путем? <���…> Что сейчас с бывшим министром МГБ товарищем Игнатьевым? <���…> Отдельные трудящиеся выражают сомнение в правильности обвинения Берия. Спрашивают: «Не получится ли как с врачами?» и задают вопрос: «Кому же сейчас верить?» [225] Политбюро и дело Берия. Сборник документов. — М.: Кучково поле, 2012.

Вроде бы, можно воспользоваться подсказкой с мест и увязать смерть Сталина с арестом Берия, а также обвинить его в убийстве вождя (так же, как в 1938-м на Третьем Московском процессе Бухарина публично обвиняли в убийстве Куйбышева, Менжинского, Горького и — чего мелочиться! — вменяли ему в вину подготовку к убийству Ленина). Пойти по проторенному пути? Но нет. Ни сейчас и ни позже. Даже привыкшим к фальсификациям членам Президиума ЦК это кажется диким и неправдоподобным, на такую ложь они пока ещё не готовы.

Но, помимо восторженных откликов, готовых одобрить любое сообщение, исходящее из ЦК, есть и другие, заставляющие гибко и оперативно на них реагировать. 13 июля Строкач, министр внутренних дел УССР, по партийной линии докладывает Хрущёву о настроениях в Украине:

«…Наряду с положительными высказываниями имеют место враждебные клеветнические измышления со стороны отдельных лиц, главным образом из числа подучетного элемента.

Заведующий кафедрой Киевского инженерно-строительного института, член-корреспондент Академии наук УССР, профессор, доктор физико-математических наук Соколов Юрий Дмитриевич сказал:

«Извещением о Берия ЦК дискредитировал самого себя, так как никто не поверит, что Берия, будучи в течение десятилетий крупным партийным работником, вдруг оказался врагом народа. Для всех ясно, что сейчас в партии происходит борьба за власть».

Инженер Харьковского политехнического института Щедринская Зинаида Михайловна, член КПСС, сказала:

«Берия всю свою жизнь посвятил делу партии, и я не верю, чтобы он был врагом народа».

Начальник отдела капитального строительства Академии архитектуры УССР Прожеторко, член КПСС, сказал:

«Я не верю в виновность и враждебные поступки Берия и считаю, что это провокация, сфабрикованная иностранными разведками с целью посеять раздор в руководстве ЦК и попытаться вызвать национальные волнения в Грузии».

Рабочий Станиславского ресторана Найман по вопросу ареста Берия высказался: «Создавшееся положение ведет к ослаблению страны, неразберихе и раздору в самом правительстве, а все это может вылиться в войну, так как этим могут воспользоваться иностранные государства».

Главный бухгалтер Киевского дома моделей Гершенгорн А. в беседе с работниками этого же дома заявил:

«Никакой Берия не враг. Это была борьба за власть».

Инспектор киевского Облкоммунбанка Бурганский Моисей Яковлевич, еврей, член КПСС, говорил:

«Это большая трагедия для нашей страны. Где же были руководители партии и государства, работавшие с Берия бок о бок на протяжении десятилетий? Как все это неладно. Какие чрезвычайные события на протяжении одного полугодия, а ведь до конца года еще далеко. Сейчас может начаться катавасия 1937–1938 гг., а врагам это на руку. Они только и ждут нашей розни, чтобы в один прекрасный день напасть на нас».

Житель города Львова, бывший священник греко-католической церкви Годунько Иосиф, украинский националист, в беседе со знакомыми со злорадством заявил: «Это очень хорошо. Пусть дерутся правители. Время работает в нашу пользу». МВД УССР продолжает работу по сбору информации о реагировании населения на решения Пленума ЦК КПСС» [226] Политбюро и дело Берия. Сборник документов. — М.: Кучково поле, 2012. .

Но поскольку больше сказать нечего и обвинение, не подкреплённое фактами, голословно (организаторы свержения Берия это понимают), по партийным организациям запускается секретное письмо-сплетня. Объявлено, что суд будет закрытый. Отсутствие достоверной информации порождает неимоверные слухи.

О содержании секретного письма (непонятно, почему оно должно быть секретным, если факты вредительства неопровержимы?) вспоминает Светлана Аллилуева:

«После того как Берия был арестован… правительство распространило длинный секретный документ о его «преступлениях». Читка его на партийных собраниях занимала больше трёх часов подряд. Кроме того что Берия был обвинён в «международном шпионаже в пользу империализма», больше половины секретного письма ЦК было посвящено его “аморальному облику”. Партийные следователи с упоением рылись в грязном белье уже не опасного противника, и ещё ни одно партийное собрание не бывало столь увлекательным: описание любовных похождений поверженного «вождя» было сделано со всеми подробностями. Неизвестно только, в чём ЦК хотел убедить партийную массу: к политике это не имело никакого отношения. К внутрипартийной борьбе — тоже. Документ ничего не объяснял, и ни в чём не убеждал — разве лишь в том, что ханжи из ЦК обнаружили собственную грязную натуру» [227] Аллилуева С. И. Только один год. — Нью-Йорк, 1969. .

Многим это письмо напомнило «Кремлёвское дело», проходившее в Москве в начале 1935 года, — «разоблачение заговора» служащих ЦИК, работников комендатуры и охраны Кремля, «готовивших покушение на товарища Сталина». На июньском (1935) пленуме Ежов, секретарь ЦК и будущий нарком внутренних дел СССР, говорил о патологическом развратнике и сексуальном извращенце Енукидзе, члене ЦК ВКП(б), из-за попустительства которого в Кремле якобы была создана целая сеть террористических групп. Обвинения в утере бдительности и в сексуальном разврате оказалось достаточно, чтобы Енукидзе вывели из состава ЦК, исключили из партии и расстреляли, для весомости добавив стандартные для той поры обвинения в измене Родине и шпионаже.

Для осуждения Берии Хрущёв воспользовался опытом 1935 года. Сексуальные извращенцы в чести никогда не были и вызывали всенародное отвращение, и обвинение действительно располагало фактами аморального поведения Берии и сексуальной распущенности — но в исполнении расправы Хрущёв превзошёл своего учителя. При Сталине суды над членами Политбюро проходили открыто — на процессы по делу Каменева, Зиновьева, Рыкова и Бухарина допустили… иностранных корреспондентов, а в 1937-м, в год пика Большого террора, по приглашению советского правительства на Втором Московском процессе, приговорившем к расстрелу Пятакова и Радека, присутствовал… Фейхтвангер, великий немецкий писатель и автор исторических романов. Все подсудимые публично признали свою вину, и хотя за рубежом писали и говорили, что московские гласные политические процессы — это чудовищная фальсификация, всё было так мастерски разыграно, что Фейхтвангер ни в чём не усомнился и даже написал книгу «Москва 1937», доброжелательную для Сталина.