Анджей Иконников-Галицкий - Тридевятые царства России

Правда, вот два обстоятельства. Первое: раздробленная на уделы, лишённая державной мощи и державных денег, эта земля не в состоянии будет прокормить те десятки миллионов, что живут на ней сейчас. Вымрут большие города, вымрет половина деревни, и восстановится опять же природное равновесие: лесная дебрь и редкое население на уровне двенадцатого века. И второе: раздробленность непременно влечёт за собой иноземное иго. Ибо государство и власть сейчас в России – по инерции – ещё есть, а вот реальной опоры у этой власти нет. И будет иго – немецкое, турецкое, китайское… Какое?

Первые три недели моего пути – от тверских и рыбинских мест до широты Чебоксар – прожил я под дождём. Не было ни дня без мокрой смены дождя и жары, без крутящихся туч и тяжкой, банно-тропической влажности в воздухе. Ночью на пристани в Чебоксарах я замёрз, как поздней осенью. А в Казани наступил перелом, дожди исчезли, оставив о себе ностальгическое воспоминание, и осталась одна жара, с каждым днём всё более жаркая, сухая, огненная. В Саратове она казалась невыносимой, в Волгограде от неё плавился и мутился разум, в Астрахани стало понятно, что спасения от неё нет. Астрахань – конец пути. Вся Волга.

Есть ли Волга и есть ли Поволжье как единое целое? И раньше-то её подвижная плоть была перетёрта цепями отмелей; теперь она нарезана на куски ножницами плотин. И раньше-то на ней не было сплошного судоходства, теперь его снова нет, несмотря на то что строились плотины и водохранилища как раз для того, чтобы Волга стала сплошь судоходной. Природу не обманешь: огромные разливы волжских морей размыли берега, и наносы размытой почвы образовали новые отмели. Фарватер Волги труден: теплоход всё время крутится по, казалось бы, бескрайнему простору, как щенок, пытающийся поймать свой хвост. Всюду работают землечерпалки, а точнее, теперь, в условиях постоянного перепрыгивания из кризиса в кризис, – не работают; и оттого судно ежечасно рискует сесть на мель. Вообще, движение судов по Волге явно замирает. Пассажирские и туристские суда ещё ходят, а грузовые стали почти что редкостью. Речной флот не может конкурировать с автотранспортом из-за многочисленности шлюзов и дороговизны перевалок. Впрочем, и пассажирское судоходство переживает не лучшие времена: ещё пару лет назад всю Волгу насквозь можно было пролететь на скоростных метеорах; теперь их рейсов стало втрое меньше, потому что, опять же, дорого. А это значит, что Волга стремительно утрачивает роль великой и незаменимой транспортной коммуникации. Свою главную, вековечную историческую роль. Чем же тогда соединяются между собой города и области Поволжья, если из Ульяновска и Волгограда проще добраться до Москвы, чем до Волгограда или Ульяновска?

Ещё мрачнее другое. Как только ниже Казани началась жара, на просторах волжских водохранилищ стал разноситься смрад смерти. Этот гнилостный запах шёл от воды и преследовал он нас до самой Астрахани. Как будто величайшее сражение разыгралось на этих просторах и все воины погибли, и некому убрать их тлеющие тела. Смерть воды.

Вода эта чудовищна даже своим видом, и особенно там, где разлив водохранилищ достигает максимальной ширины. С борта теплохода она видится ярко-переливчатым месивом с разводами ядовитого зелёного цвета. Вся её поверхность покрыта сплошным ковром тинно-водоросляной зелени, в разрывах которого то и дело проблёскивает брюхо дохлой рыбы. Волга мелеет, тяжкая нижневолжская жара прогревает воду до дна, замедленное разливами течение не успевает сносить вниз органику; в отравленной гниением воде задыхается жизнь.

Я не буду даже и пытаться всерьёз поднимать волжскую экологическую тему: об этом написаны книги. Но как-то это прискорбно-символично: расчленённая и гниющая Волга, дно которой устлано ядовитыми промышленными отложениями. Становой хребет, опорный ствол страны. Волга как зеркало России.

Нет, я не апокалиптик и не пессимист. Странствия по Волге не способствуют формированию апокалиптических настроений. Жизнь земли, укоренённость полутораэтажной России, неуничтожимость каких-то основных составляющих её бытия говорят об одном: пустое это – ожидать грядущих катастроф. Не бывает конца света в одной отдельно взятой стране. Как, впрочем, и какого-то невиданного счастливого социализма. Во всё время пути постоянным и господствующим настроением было: жизнь идёт, жизнь продолжается! Всё как-то гораздо спокойнее в нашем государстве, чем мы привыкли думать. Как-то устойчивее. И люди всюду нормальные, а не бандиты из телепередач на уголовную тему. «Люди как люди… В общем, напоминают прежних…» Может быть, всё даже как-то слишком спокойно и устойчиво.

В частности, в поволжских пределах куда спокойнее текут мысли и о распаде России. Всё в мире закономерно, как течение Волги. «Центр», сердцевина древа, гниёт и разрушается на наших глазах. Лишённые необходимых связей, отделятся друг от друга княжества-«регионы», чтобы, в свою очередь, распасться на районные уделы. Плотины, нарушившие естественную жизнь, размоются когда-нибудь, как разрушается всё на земле. Сойдёт вода с затопленных пойм. Через тысячелетия растворятся в окружающем мире отложения тяжёлых металлов и радиоактивных веществ, нанесённые великой державной индустриализацией. Мир Волги есть и сохранится, ибо жизнь продолжается, жизнь идёт всегда, как идут дожди, вечные родоначальники тысяч ручьёв и рек, стекающихся в единение Волги. Простая, земляная, растительно-биологическая жизнь. Надстройка – всё сложное и тонкое, культура, красота, духовность – исчезнут. И новая цивилизация вырастет когда-нибудь на этом единении небес, земли и воды. Спокойно думается об этом над спокойной волжской горизонталью. Мир Волги – выше нас.

Безумно красивые закаты сопутствовали мне на моём пути, и всюду они были разные. Залитый оранжевым горизонт между тёмной зеленью костромских лесов и тёмной синевой северорусских туч. Пунцовое солнце, круглое и чёткое, как вбитый в фиолетовое небо гвоздь над чёрно-белыми утёсами Жигулей. Ярко-алый шар, бросающий разводы и отражения по безграничной ширине воды, небес и ровных сочных берегов низовий. Чем так прекрасен закат? Тем, что он открывает двери в вечность. Так же – и устье реки, впадающей в великое море. Нечто неисчерпаемое.

Сказал автор «Слова о полку Игореве» великому князю Всеволоду, предку московских царей: «Ты бо можеши Волгу веслы раскропити». Но и тридцати поколениям потомков Всеволода за восемьсот лет не удалось вычерпать воду Волги вёслами российского державного корабля. И до сих пор приволжские края живы, и живее многих других углов и центров России. И потом, есть такая вещь: благословение. Господь с небес на землю призрел и благословил её водою, и стала земля плодоносна. Правы покровские мужики: надо Церковь строить. Недаром по всем берегам Волги, как вдоль царской дороги, строятся и строятся церкви. Надеюсь, построятся. Всё будет хорошо.