Леонид Горизонтов - Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.)

133 х а йны нашей государственной политики в Польше…, с. 75.

134 Д. Бовуа. «Борьба за землю на Правобережной Украине с 1863 по 1914

год»: новая книга об украинско–польско–русских отношениях / Украина —

Россия: история взаимоотношений. М., 1997, с. 178.

135 Всеподданнейший отчет о произведенной в 1910 году по высочайшему по-

велению гофмейстером двора ё. и. в. сенатором Нейдгартом ревизии прави-

тельственных и общих установлений Привислинского края и Варшавского во-

енного округа. [СПб., 1911], с. 110, 112–113; AGAD, Kancelaria warszawskiego

general gubernatora, № 8866, k. 29.

136 По применению 7‑го пункта высочайшего указа от 12‑го декабря 1904 г. к

жителям губерний Царства Польского. СПб., 1905, с. 5–6; Национальная

политика России…, с. 69.

137 О норме инородческих и иноверческих элементов…, с. 5.

138 А. М.Ону. Загадки русского сфинкса. М., 1995, с. 46.

139 Государственная Дума. Третий созыв. Стенографические отчеты 1909 г.,

сессия вторая, часть И. СПб., 1909, ст. 2923–2924.

140 L. Bazylow. Ostatnie lata Rosji carskiej. Rzady Storypina. Warszawa, 1972, s. 343.

141 Падение царского режима, т. 2. М.; Л., 1925, с. 369–370.

142 РГИА, ф. 1284, оп. 190, д.88, л. 178–181 об, 198.

143 AGAD, Kancelaria warszawskiego general gubernatora, № 5076; I. T.JIiceeun. Ду-

ховно спрагль… с. 220–223.

144 Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты 1916 г.,

сессия четвертая. Пг., 1916, ст. 3018. Иного мнения придерживался в своих

мемуарах П. Г.Курлов, утверждавший, что «отношение к польскому вопро-

су зависело в центральных учреждениях от личности и направления их

главы» (П. Г.Курлов. Гибель императорской России. М., 1992, с.67).

145 J. Jedlicki. Kwestia nadprodukcji inteligencji w Krolestwie Polskim po powstaniu

styczniowym / Inteligencja polska pod zaborami. Studia. Warszawa, 1978.

146 Письма Победоносцева к Александру III, т. 1. М., 1925, с. 209; Б. А. К польскому

вопросу, с. 2.

147 РГИА, ф. 1284, оп. 190, д.88, л. 117; А. Богданович. Три последних само-

держца, с. 311–312.

148 РГИА, ф. 1284, оп. 190, д.88, л. 183.

149 С. Д.Сазонов. Воспоминания. М., 1991, с.372–373.

Специальных исследований этой проблемы, за исключением фрагментов книги Х. Коница и статьи С. Ковальской — Гликман, основанных на материале Царства Польского, а также экскурсов в работах по истории польской ссылки, не существует 1. Между тем смешанные («разноверные») браки многократно становились предметом обсуждения на правительственном уровне, оставили заметный след в законодательстве и источниках личного происхождения, на протяжении всего рассматриваемого периода занимали умы современников. Сами отношения между Польшей и Россией не однажды изображались посредством аллегории супружеского союза, как это, например, сделала в своем «Насильном браке» Е. П.Ростопчина.

Восходившее к вселенским соборам каноническое право православной церкви требовало принадлежности к ее пастве обоих вступающих в брак лиц. Таким образом, с точки зрения сугубо церковной, брачный союз становился возможным лишь при условии крещения неправославного по «греко–российскому» обряду. Отступление от древнего порядка было вызвано инициативами самодержавия, взявшего верх над властью духовной. Превращение России в империю, соседство в ней разноплеменных подданных, оживление связей с зарубежными странами поставили на повестку дня более гибкое регулирование браков между представителями различных конфессий. В 1721 г. вновь созданный Петром Великим Синод удовлетворил просьбу пленных шведов разрешить им брать в жены православных, поставив обязательным условием венчание в православном храме и воспитание потомства в лоне государственной церкви. Включенная в «Духовный регламент», эта норма легла в основу всего последующего российского законодательства о «разноверных» браках 2.

Первая существенная ее корректировка явилась следствием непростых отношений России с Речью Посполитой. В 1768 г. в связи с так называемым диссидентским вопросом два соседних государства пришли к компромиссному соглашению. Браки православных с католиками отныне заключались священнослужителем исповедания невесты, а дети при крещении наследовали: мальчики — веру своих отцов, девочки — матерей. Надо сказать, что сходные правила были еще в первой половине XVIII в. установлены, вопреки воле Ватикана, в прусских владениях 3. Кроме того, для дворян допускалось заключение брачного контракта, определяющего конфессиональную принадлежность будущего потомства в соответствии с обоюдным волеизъявлением сторон 4.

После первого раздела Речи Посполитой Россия взяла на себя обязательство распространить данный порядок на своих новых подданных и позже неоднократно подтверждала его юридическую силу. До конца XVIII в. уточнялись лишь отдельные процедурные моменты. Так, в случае отказа ксендза благословить брачный союз такое право получал православный (протестантский) служитель культа: «если же бы священник невесты римской веры брака благословить не хотел, то и диссидентский священник имеет вольность оное учинить». Роль церкви, не участвовавшей в обряде, ограничивалась предоставлением сведений о несостоянии в браке выходца из ее паствы, допустимой степени родства врачующихся, времени, когда соответствующим каноническим правом разрешено совершение таинства 5. «После отделения Белоруссии в 1772 г., — отмечал четверть века спустя в беседе с папским нунцием католический митрополит С. Богуш — Сестренцевич, — я получил право продолжать в этом отношении прежнюю практику, что спасает нам некоторых из нашей паствы» 6.