Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 2)

- Вон и Амур видно! - вдруг радостно сказал Иван.

Он с утра чисто выбрился, стал гладкий и веселый. Не боится, видно, что Синдан пойдет жаловаться.

За множеством островов что-то блестело.

- Отсюда кажется - узкая протока, а это самый Амур и есть. Сейчас на левой стороне будет Тамбовка... Гляди, вон крыша!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Давно не бывал Васька в настоящей русской деревне. После скитаний по дикому Горюну вид ее обрадовал мальчика. Ему казалось, что он уже видел эти бревенчатые избы, высокие крыши, ворота одностворчатые и двустворчатые с шатрами сверху, и был тогда такой же тихий вечер, так же девушки пели песни на краю села. Верилось, что люди живут здесь хорошо, дружно, что все они свои и примут их приветливо. Васька с нетерпением ожидал встречи со своей тамбовской родней.

"А где я-то был!" - подумал он и вспомнил зеленую воду, бьющую сквозь груды бревен, коряги над водой, скалы, стволы, перевернутые иссохшими корнями вверх, вспомнил, как ели медвежатину и шаманили, как нашли золото и как тосковал он на озере, что далеко уехал.

"А зря я тосковал! - подумал Васька. - Не так все страшно. Даже стыдно себе признаться, что струсил тогда".

Темные фигуры тамбовцев брели по берегу. Здешние мужики любопытствовали, кто приехал.

- Эй, Иван Карпыч, здравствуешь! - забрел в ичигах в воду великан Санька Овчинников. - Ты куда собрался, че везешь?

- На Горюн! - ответил Бердышов.

Чуть смеркалось.

"Большое село", - подумал Васька, видя, что домов много и чем дальше идет лодка, тем больше изб появляется вдоль реки.

- Почему с той-то стороны едешь? - спросил Котяй Овчинников, брат Саньки.

В американской шляпе и в болотных сапогах, с револьвером за поясом, Иван вышел на берег.

- Эй, дикий барин! - крикнул маленький вятич Ломов. - Теперь бы тебе клетчатые штаны. Винчестер да шляпа!

- Паря, на мне как раз клетчатые были. Маленько, видно, выцвели, так теперь клеток незаметно. Да вы сами уж не расейские мужики, а амурские колонисты.

- Не-ет! Это нам мало важности! Все равно душа русская, какое ружье в руки ни возьми.

- Ты, Иван, продай товар нам, зачем далеко таскаться?

- Да он уже побывал на нашем Горюне, - сказал светло-рыжий Спиридон Шишкин, подходя к разговаривающим. - Здорово, Ванча! Лодки-то пустые. Никак все распродал?

- Ты где прошел? Как мы не видали? Что на нашей речке шляешься? спросил Санька.

- На ва-ашей! С каких пор она стала вашей, если ты сам на ней никогда не был выше быков?

С обрыва сбежал Родион.

- Ваня, приятель! Мы уж слыхали, что ты по Горюну ездишь. - Они расцеловались. - А это кто? Никак Васька?

- Теперь Синдана нет, - объявил Иван громко, как на сходке. - Каждый, кто хочет, может заходить и торговать.

- Смеется. С пустыми-то лодками пришел!

Иван сказал, что Синдан хотел убить его, кинулся с ножом.

- А старшина ни черта не знает! - молвил Савоська.

- Ладно уж! - ответил Родион Шишкин недовольно.

- Савоська, брат, ты ему не в бровь, а в глаз попал, - сказал Иван.

- А где старшина Тамбовска волость? - воскликнул Савоська, обращаясь к толпе. - Моя надо старшина!

- Чего тебе? - спросил Шишкин. - Я за старшину!

Он был теперь старостой.

- Крестьянина твоей волости обидели. Морда били.

- Кто посмел? Кого? Не Ваньку ли Бердышова?

- Нет, Ваньку Бердышова пока еще не били. Меня маленько били, сказал Савоська.

Все захохотали. Савоська продолжал, смеясь сквозь слезы:

- Маньчжур прямо так оскорбляет, в морду ударил, потом говорил, русский старшина плохой, а будто у них своя старшина есть.

- Ты не врешь?

- Говорил; русский старшина ленивый, на Горюн не ездит, гольдов не защищает.

И под тем предлогом, что все это якобы говорил какой-то маньчжур, Савоська выложил Родиону все, что сам думал про него.

- Че, пороть не будешь?

- Кого пороть-то?

- Да Синдана!

- Нет, ты, поди, так ему отплатил.

- Ну ладно, - согласился Савоська. - Конечно, отплатил. Все отдал!

- Вы прогнали только его?

- Ты на Горюн ехал, почему не позвал нас с собой? - спрашивал Котяй у Бердышова.

- Я нарочно протоками пробрался. Думал, ты уж там, а если в деревне останавливаться, так разъедемся.

Родион позвал гостей к себе. Васька, проходя деревней, радовался: колодцы, журавли, на огородах зелень, грядки. Дома строены тесно, в деревне много скота, коней - во всем была радость для Васьки. Вот как у русских-то!

- А садочки-то, садочки, не то что у нас на Додьге!

- Это наши бабы-девки высадили из тайги сирень, акацию, яблоню, рябину, - говорил Родион. - Ведь мы тамбовские, у нас на родине сады большие, яблоки растут. Вот и сюда пришли - желают, чтобы и здесь все было, как на старых местах.

В избе у Родиона чисто. Пол крашен и выстлан половиками, цветные пологи, огромная печь, зеркало. Горит керосиновая лампа, вокруг стекла во множестве вьется гнус, хотя окна и двери плотно закрыты.

Петровна накрыла на стол. Чистая скатерть, посуда, ложки, самовар после гольдских деревень все было чуть ли не в диковинку: приятно посмотреть. Повеяло домашним бабьим обиходом. Васька глядел на Петровну, как на родную мать.

На столе появились щи, каша, пшеничный хлеб, свежие огурцы и редька все свое, привычное. Казалось, вкусней не было еды на свете.

- А мяса нынче нет. Ледник пустой, - рассказывал Родион. - Я эту зиму не охотился и совсем оголодал. Лоси куда-то ушли, а бегать за ними некогда - свадьбы играли... У нас говорят - лосей Спирька всех перебил. Лосиная Смерть. Он, дурак, ради хвастовства не жалеет зверя. Да у меня нынче весной коня медведь задрал, а жеребенок еще малый. Я до того дошел, что, как ваш китаец, сначала с Митькой тянул соху, а потом у Овчинникова коня взял. Он все не уступал, да делать нечего. Зимой придется отдавать соболями.

- Так что, тебе богатство впрок не пошло? - спросил Иван.

- Богатство! Я начальству сколько выпоил. Да еще вдвойне своего доложил. Но я не жалуюсь. Хотя и хватило меня нынче морозцем, но тут не старые места - живо отойду. Ну, Иван, давай выпьем! - Родион разливал водку. - А тебе, Васька, еще рано.

- Пошто рано? - воскликнул Иван. - У нас в Забайкалье с шести лет напиваются. А грудным младенцам бабы нажуют хлеба, намочат в водке и сунут в рот, чтобы не орали. Те лежат-посасывают... Налей ему рюмку.

Васька выпил. Вино ударило в голову. Он снова вспомнил дикую реку, зеленые тучи мошек, завалы колодника, грохот перекатов и приятно ощутил, что сидит в чистоте и удобствах. Подъезжая к Тамбовке, он выкупался вместе с Иваном и Ильей и надел чистую рубаху.

- Давай, ребята, еще! - налил Иван.

- Ну, твое здоровье! - чокнулся Савоська.

Двери распахнулись.

- Дяденька! - вбегая, воскликнула Дуняша.

Иван уж давно ожидал этого мига.

Высокая, тонкая в поясе, гибкая, разрумянившаяся, она замерла, завидя гостей. Следом вбежали другие девушки. Дуня села на лавку и мгновенно приняла вид серьезный. Пушистые темные брови ее дрожали, выдавая волнение. Девки стали подсаживаться к ней, и вскоре их набралась полная лавка.