Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 2)

Старый Покпа был потрясен и смущен, завидя сына в таком наряде, как у попа. Пение хора, колокольный звон, золотые одежды, общая обстановка торжества окончательно сломили старика. Когда по рядам пошли собирать на храм и все вынимали деньги и даже Сашка-китаец, прослезившись, положил на блюдо двугривенный и, втянув голову в плечи, стоял всхлипывая, Покпа заволновался еще сильней. Он пошарил в мешочке у пояса, там ничего не было подходящего. Покпа снял серебряный браслет с руки и положил на тарелку. Незнакомая сильная радость охватила его. Он был сейчас заодно со всем этим разным, но сбитым церковью в одну толпу, одинаково чувствующим общую силу и торжество народом.

После службы Покпа подошел к священнику.

- Крести меня, - попросил он.

"Вот когда я тебя, поганца, пронял", - подумал поп.

Гао Да-пу подошел к начальству.

- Наша тоже хочу деньги давай, - сказал он. - Моя шибко хочу крестица.

К ужасу Айдамбо, который все видел и слышал, Гао при попах и чиновниках пожертвовал на храм двести рублей.

- А ты мне говорил, что больше хочешь дать! - как бы с неподдельным удивлением воскликнул Иван. - Нехорошо, паря! Креститься хочешь, а денег жалко.

В толпе заулыбались.

- Ваша пошути, пошути! - с достоинством ответил Гао. Богатырь поп молча и серьезно смотрел на него. Он знал, какой это ловкач и в какой кабале держит он всю округу.

- Гао большие деньги дает на церковь! - удивлялись гольды. - Батьке деньги дает.

- Ну, тогда придется и мне тоже, - сказал Бердышов.

Он положил на блюдо триста рублей.

- Иначе нельзя, - выходя на паперть, говорил он Барабанову. - Богу молиться, да на китайские деньги - куда годится! Пусть лучше на мои.

Новоселы и гольды гурьбой выходили на паперть.

- Че-то маленько пристал, хочу посидеть, - пожаловался Улугу, выбравшись из церкви. - Можно?

- Теперь можно, - ответил Силин.

- Черт не знай! Как русский не устает?

- А мы в бога верим. Стоим - веруем.

- Если бы молиться да ходить - тогда бы ниче!

- Это по-шамански - молиться да ходить! А вот ты говорил, что русский шестом толкаться не умеет. Шестом что! - усмехнулся Силин. - Ты попробуй заутреню выстоять. Я могу не шевельнувшись, как литой. Вот и называется, что русский стойкий!

Ослепляя народ блеском мундиров и эполет, по склону холма спускались чиновники. Оломов, в синем сюртуке, что-то бубнил, тыча пальцем на отдаленные хребты.

- Это будет не только церковь, - рассуждал Барсуков, - а как бы форпост колонизаторов. Она и строена из таких бревен, что не пробить ядру.

- Говорят, батюшка сам выбирал лесины и помогал таскать солдату.

- Да, мужик он хозяйственный.

Городские попы с интересом приглядывались к Гао.

- Азиат, но, видно, доброй души, - вполголоса говорил горбоносый толстый протоиерей с сизыми щеками и черной бородой. - С кротостью подношение его. Может быть обращен в христианство!

- Чуют, твари, что тут можно поживиться, - заметил Силин.

- Какая девушка, удивительной красоты! - сказал Барсуков, кивая на Дельдику. - Я обратил на нее внимание еще во время службы.

Оглядывая толпу, Дельдика кого-то искала.

- Да, да! Чудесная! Мохнатая, как японский цветок, как хризантема!..

Чиновники остановились.

- Какое-то влияние юга. Побьюсь об заклад, что в ней есть что-то малайское.

- Эка куда вы хватили! - отозвался Оломов.

- Моя приемная дочь, - сказал Бердышов. - Она подросла и стала как мохнатая курилка.

- Да, она хороша! В русском платье - сочетание необыкновенное.

Иван поманил Кальдуку.

- Вот ее родной отец.

Кальдука подобострастно кланялся и дрожал от страха. Барсуков через Ивана спросил его о предках:

Кальдука ответил, что дедушка брал жену с Сахалина - аинку.

- Как он узнал, кто у нас в роду? - спросил старик у Бердышова. - Я не потому ли такой маленький, спроси вот этого, который с бородой: он все, наверное, знает.

- Айны родственны туземцам южных морей, - рассуждал бородатый чиновник в очках.

- А спроси-ка его: в тайге у нас еще много зверей? - приставал Кальдука к Бердышову.

Вокруг чиновников собралась толпа. Илья слышал, что говорят о Дельдике.

- Ты, я слыхал, не хочешь ее выдавать за русского? - спрашивал Барсуков у Ивана.

- Ей свой нравится.

Дельдика заметила, что ею любуются. Она захотела обратить на себя еще больше внимания.

- Илюся! - позвала она.

Илья быстро шагнул к ней, но мимо шли девушки, его окликнула Дуняша.

- Эй, надвое разорвешься, - раздался Терешкин голос.

- А у тебя ни одной, - отозвался Илья.

Неожиданно для него вокруг засмеялись.

- Илья нашелся! Вот сказанул!

Все смеялись над Терешкой.

Толпа молодежи двигалась к роще. Золотисто-красный, чистый березовый лес стоял на молодом, поднявшемся из озера мысу.

Тут не было бурелома, на новой земле росло первое поколение берез. Деревья были стройны, молоды и не теснили друг друга. Чистая трава зеленела, как в мае.

Девушки вошли в рощу, обнявшись. Стояла немая тишина. Чувствовалось последнее осеннее тепло. Кругом все в цветах осени - яркое солнце, желтые листья, голубая вода и голубое небо.

- Терешка с Ильей сегодня драться будут, - поговаривали парни.

Илья заметил, как скуластый Овчинников что-то сунул в кулак белобрысому Андрюшке Городилову и, сверля его зелеными глазами, что-то шептал.

"Вам же хуже будет..." - подумал Илья.

Городилов широко растянул гармонь. Терешка разбил хоровод, растолкал девиц. Дуня с гордостью отстранилась, избегая его прикосновений.

Терешка пустился в пляс. Волоча ноги, он обежал поляну и вызвал Илью. Ко всеобщему удивлению, и тот, избоченясь и лихо заломив картуз, проскакал по кругу. Тогда Терешке захотелось передразнить его, и он попытался изобразить, как Илья пляшет.

- Козелком-то, - небрежно молвил Илья.

И снова все засмеялись.

- Терешке крыть нечем, - хохотал Санка Барабанов.

Дуня, вытянув свою гибкую, в русых завитках шею, зорко следила за соперниками: Илья пустился вприсядку. Могучие ноги, взлетая то вправо, то влево, долго носили его стройное тело по траве.

Гармонь заиграла веселей. Андрюшке, видимо, нравилось, как Илья пляшет, он заулыбался и под звуки гармони покачивал головой.

Илья ползунком добрался до Терешки.

- Ух, ух! Раз-раз! - с восторгом приговаривали вокруг, хлопали в ладоши, притопывали, подсвистывали.

Веселье охватило всех. Побледневший от злости Терешка опять пустился плясать, но Илья явно забивал его.

Парни, как кочеты, то подскакивали, то отскакивали друг от друга в танце.

- Еще не дерутся, а уже налетают! - посмеялся Санка.

Услышав о драке, Терешка подумал, что, быть может, его подозревают в трусости. Подскочив, он ударил увлекшегося танцем Илюшку. Илья споткнулся, но устоял на ногах.

Глаза его загорелись. Развернув грудь, он ринулся вперед.