Борис Башилов - Пушкин и масонство

Основатели Ордена Р. И. совершенно неверно поняли смысл первого «Философического письма» Чаадаева. Ухватившись с восторгом за суровые упреки, которые делал в нем Чаадаев русскому народу, они не обратили внимания на то — а из какой идеи исходит «Чаадаев, критикуя русскую историю. Как справедливо замечает В. В. Зеньковский в «Истории русской философии» (т. I стр. 175) все упреки сделанные Чаадаевым по адресу России «…звучат укором именно потому, что они предполагают, что «мы — т. е. русский народ МОГЛИ БЫ идти другим путем, НО НЕ ЗАХОТЕЛИ». Ведь Чаадаев указывал: «мы принадлежим к числу тех наций, которые существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь ВАЖНЫЙ урок».

Основатели Ордена Р. И. постарались растолковать, что важный урок, который дает миру Россия заключается, де, только в том, что «мы пробел в нравственном миропорядке», что единственное спасение России заключается в том, что она завершит до конца начатую Петром I европеизацию.

Сам же Чаадаев, уже до напечатания первого «Философического письма», вкладывал совершенно иное понятие в значение «важного урока», который Россия должна дать миру. Русская отсталость, при несомненной большой одаренности народа, по его мнению, таит в себе какой-то высший смысл. В 1835 году он пишет Тургеневу: «Вы знаете, что я держусь взгляда, что Россия призвана к необъятному умственному делу: ее задача — дать в СВОЕ ВРЕМЯ разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе.

Поставленная вне стремительного движения, которое там (в Европе) уносит умы…, она получила в удел задачу дать в свое время разгадку человеческой загадки.» (Сочинения Т. I. стр. 181). В том же 1835 году, он пишет Тургеневу:

«Россия, если только она УРАЗУМЕЕТ СВОЕ ПРИЗВАНИЕ, должна взять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы». «Провидение создало нас слишком великими и поручило нам ИНТЕРЕСЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА».

Таковы были настоящие убеждения ЧААДАЕВА за год до опубликования Надеждиным в «Телескопе» первого «Философического письма».

Чаадаев писал известному немецкому философу Шеллингу: «Мы, русские, искони были люди смирные и умы смиренные. Так воспитала нас наша Церковь. Горе нам, если мы изменим ее мудрому учению; ей мы обязаны своими лучшими свойствами народными, своим величием, своим значением в мире. Пути наши не те, которыми идут другие народы». Когда министр Народного Просвещения граф Уваров провозгласил, что основой русского политического миросозерцания является триединая формула:

«Православие, Самодержавие и Народность», Чаадаев разделил его взгляд.

Как и Пушкин, Чаадаев обвинял русское общество в равнодушном отношении к существующему в России злу, в нежелании помогать правительству, стремящемуся улучшить жизнь в России. «Мы взваливаем на правительство все неправды, — писал он А. И. Тургеневу. — Правительство делает свое дело: сделаем свое дело, исправимся. Странное заблуждение считать безграничную свободу необходимым условием развития умов.

Посмотрите на восток. Не классическая ли это страна деспотизма. А между тем оттуда пришло все просвещение мира». «Возьмите любую эпоху и историю западных народов, сравните с тем, что представляем мы в 1835 году по Р. X. и вы увидите, что у нас другое начало цивилизации, чем у этих народов…» «Мы призваны… обучить Европу бесконечному множеству вещей, которых ей не понять без этого. Не смейтесь: вы знаете, что это мое глубокое убеждение. Придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы, как мы сейчас уже являемся ее политическим средоточием, и наше грядущее могущество, основанное на разуме, превысит наше теперешнее могущество, опирающееся на материальную силу. Таков будет логический результат долгого одиночества: все великое проходило по пустыни… Наша вселенская миссия началась».

В «Апологии сумасшедшего», написанной в 1837 году П. Чаадаев дает такую оценку своего первого «Философического письма»: «…Во всяком случае, мне давно хотелось сказать, и я счастлив, что имею теперь случай сделать это признание: да, было преувеличение в этом обвинительном акте, предъявленном великому народу, вся вина которого в конечном итоге сводилась к тому, что он был заброшен на крайнюю грань всех цивилизаций мира… было преувеличением не воздать должно этой Церкви столь смиренной, иногда столь героической… которой принадлежит честь каждого мужественного поступка, каждого прекрасного самоотвержения наших отцов, каждой прекрасной страницы нашей истории…» «…Я думаю, — пишет он в «Апологии сумасшедшего», — что мы пришли позже других, чтобы сделать лучше их». «…мы призваны решить большую часть проблем социального строя, завершить большую часть идей, возникших в старом обществе, ответить на самые важные вопросы, занимающие человечество».

А в письме к неизвестному, написанному 16 ноября 1846 года Чаадаев так объясняет причину своих неверных выводов о России:

«…Дело в том, что я, как и многие мои предшественники, думал, что Россия, стоя лицом к лицу с громадной цивилизацией, не могла иметь другого дела, как стараться усвоить себе эту цивилизацию, всеми возможными способами… Быть может, это ошибка, но, согласитесь, очень естественная. Как бы то ни было, новые работы, новые изыскания, познакомили нас со множеством вещей, оставшихся до сих пор не известными и теперь совершенно ясно, что мы слишком мало походим на остальной мир…

Поэтому, если мы действительно сбились с своего естественного пути, нам прежде всего предстоит найти его…» «…Россия развивалась иначе, чем Европа». «По моему мнению России суждена великая духовная будущность: она должна разрешить некогда все вопросы, о которых спорит Европа» (Письмо к Тургеневу).

«Мысли, к которым приходил, после составления им «Философического письма», Чаадаев, — пишет В. В. Зеньковский в книге «Русские мыслители и Европа», — были еще более напитаны верой в Россию, сознанием ее своеобразия, провиденциальности ее путей». Вот эти-то более поздние мысли Чаадаева, сознавшего ошибочность своего «Философического письма» члены Ордена обычно всегда утаивают.

Ссылаясь всегда только на содержание первого «Философического письма», члены Ордена Р. И. всегда умалчивали о содержании последующих писем. Только после захвата власти большевиками уже в 1935 году, в сборнике «Литературное Наследство», впервые были опубликованы все остальные «Философические письма». Эти, скрываемые раньше письма позволяют разоблачить политические фальшивки о Чаадаеве, как о западнике, католике и революционере.

Чаадаев, превращенный идеологами Ордена Р. И. в отрицателя России, западника, революционера и католика, в действительности не был ни первым, ни вторым, ни третьим, ни четвертым. Чаадаев, как он правильно расценивал сам себя, был «просто христианский философ» предшествуя в этом отношении Гоголю, Хомякову, Достоевскому. Как христианский философ, он один из первых заговорил о необходимости большей христианизации жизни, то есть восстанавливал по существу древнюю русскую идею о Святой Руси, как образце истинного, настоящего христианского государства. Другими словами, с помощью других терминов, но Чаадаев тоже зовет стремиться к созиданию Третьего Рима. Он пишет: «есть только один способ быть христианином, это — быть им вполне», «в христианском мире все должно способствовать — и действительно способствует — установлению совершенного строя на земле — царства Божия» (Т. I.. стр. 86). Как религиозный мыслитель, признающий необходимость возможно полной христианизации жизни Чаадаев является предшественником Гоголя, который восстанавливает древнюю русскую идею о необходимости целостной православной культуры.