Михаил Артамонов - Киммерийцы и скифы

Другие Ульские курганы, раскопанные в 1908—1910 гг., столь массовых погребений лошадей не содержали. Немного лошадей [65] было в позднейшем кургане № 19 у станицы Воронежской, где 30 лошадиных скелетов лежали вокруг центрального шатра в широкой канаве в виде кольца с перерывом на южной стороне. Это погребение относится к IV в. до н. э.

В отличие от Келермесских курганов Ульские не содержали вещей, принесенных киммерийцами из Азии, но зато в них отчетливо выступают произведения греческого происхождения или созданные под влиянием, идущим из греческих колоний, к середине VI в. до н. э. обосновавшихся на берегах Керченского пролива. Так, в кургане № 2 (1909 г.), кроме ручки от кувшина в виде скачущего оленя с повернутой назад головой, реалистически моделированного в мягкой греческой манере, и грушевидного прорезаного навершия с головой быка, представленной в более обобщенном виде, но в том же стиле, найдены два бронзовых навершия в виде толстой пластины в форме сильно стилизованной птичьей головы с человеческим глазом и загнутым клювом, край которой от глаза до уступа, означающего конец надкостницы, заполнен тремя уменьшающимися кверху такими же, но еще более стилизованными рельефными птичьими головками. У одного из этих наверший над широкой втулкой помещено рельефное изображение козла, лежащего с повернутой назад головой. Выше его имеется еще одна того же рода, что и другие, птичья голова, а клюв заполнен рельефными криволинейными полосами, соответствующими его очертаниям. Моделировка козла на навершии характеризуется теми же чертами, что и фигурка оленя на ручке сосуда и головка быка на грушевидном навершии. Сюда же относится и золотой наконечник неизвестного назначения в виде схематической головы какого-то животного с выпуклыми глазами и рельефными зайчиками на месте ноздрей. По лбу и вдоль шеи она инкрустирована пиленым янтарем в треугольных перегородках.

Замечательными вещами из этого кургана являются также серебряные и бронзовые эсовидные двухдырчатые псалии с плоскими серповидными концами, частично вырезанными по контуру выгравированных на них изображений. Большую часть серебряных псалий занимает фигура лежащего хищника, на одном конце псалии с птичьей головой, а на другом со звериной. Над каждой из этих голов возвышается еще одна головка с длинной мордой. Внутри этих фигур находится по изображению другого хищного зверя с повернутой назад головой и с вписанной в плечо птичьей головкой. Эти изображения частично совмещаются с фигурой основного животного так, что лапы у них оказываются общими. Позади описанных изображений выгравировано еще по фигурке животного: оленя, барана и зайца. Вторые бронзовые псалии выполнены по той же, но сокращенной схеме. Совмещенной с основным изображением фигурки животного у них нет. [66]

Прием частичного совмещения изображений животных очень редко встречается в скифском искусстве. Он известен по костяным пластинкам из с. Жаботин в Среднем Поднепровье и тоже в гравировке, частично повторенной контуром предмета. Но жаботинские изображения датируются ранним VI в., тогда как ульские псалии — едва ли раньше V в. до н. э.

Из того же Ульского кургана № 2 (1909 г.) происходят золотые бляшки в виде барана и птицы, сходные с найденными в кургане той же группы № 1 (1909 г.). Они представляют собой лежащих оленей и идущую пантеру в форме обычной скифской стилизации и свидетельствуют, что, хотя эти бляшки и сочетаются с сильно стилизованными, уплощенными изображениями, курганы, в которых они найдены, не могут относиться к слишком позднему времени, для которого схематизм и уплощенность становятся характерными признаками. В кургане № 1 (1909 г.) также было найдено бронзовое навершие с сильно схематизированной уплощенной головкой грифона, помещенной на этот раз не непосредственно на втулке, а на конусовидном полом бубенце с шариками внутри.

Трудно решить, в каком отношении друг к другу находятся два типа богатых погребений Прикубанья, представленные Келермесскими и Ульскими курганами, — являются ли они этнографическими особенностями различных групп населения или вариантами, бытовавшими в одной и той же среде. Можно только утверждать, что тот и другой принадлежали социальной верхушке населения, правящей знати, стоявшей во главе составлявших его племен, образовавшейся если и не из киммерийцев, то под их сильным влиянием и по их образцу. Возможно также, что в этих различных формах устройства погребений отражаются два бытовых уклада, существовавших в Прикубанье, — один, связанный с прочной оседлостью и соответствующим ей домостроительством, а другой — с подвижным кочевым образом жизни. Вместе с тем трудно допустить, что у киммерийцев, долго проживших в окружении азиатских народов с относительно высокой культурой, мог существовать столь варварский погребальный обряд, какой представлен в большом Ульском кургане 1898 г. с его массовыми погребениями лошадей. Обычно в могилу с умершим шли вещи, составлявшие его личную собственность, причем состав их все больше и больше ограничивался, особенно в части средств производства, считавшихся, как правило, не личным, а общинным или семейным достоянием. В Ульском кургане с его табунами убитых при погребении лошадей выступает другое отношение к собственности, характерное для переходного периода, когда в связи c увеличением богатства и накоплением имущества, находящегося в распоряжении отдельных лиц, граница между личной и семейной собственностью еще не установилась и «право мертвой руки» простирается на все, чем покойник владел при жизни. Впрочем, в данном случае [67] могли действовать и другие соображения, связанные со стремлением особенно возвеличить и почтить умершего могущественного вождя.

Вернувшимся в Северное Причерноморье скифам далеко не сразу удалось там утвердиться и занять то господствующее положение, в каком их застал Геродот в третьей четверти V в. до н. э. Не следует забывать, что они явились не обремененными добычей победителями, а разгромленными беглецами, сумевшими унести с собой лишь небольшую часть своего имущества. Да и число их не могло быть значительным, так как многие погибли в войнах, а часть успела влиться в среду местного азиатского населения. Первой задачей вернувшихся на землю своих предков скифов было овладение необходимыми средствами существования — скотом и территорией для кочевания. Они как ушли, так и вернулись скотоводами-кочевниками и, естественно, были заинтересованы в территории, наиболее благоприятной для развития своего хозяйства, какой было степное Поднепровье, в частности низовье Днепра с его угодьями, пригодными для зимнего содержания животных на подножном корму.