Юрий Жуков - Тайны Кремля

Скорее всего, именно добившаяся реванша группа и настояла на запрете малейшего упоминания в печати о намеченном съезде партии. Вместе с тем, не вполне удовлетворившись достигнутым результатом, эта же группа продолжила перетряску высшего руководства. 12 февраля из состава БСМ вывели Л. М. Кагановича, направив его в Киев, первым секретарем ЦК КП(б) Украины, а его обязанности по Совмину возложили на Берию [555] Там же, д. 2194, л. 11. . 5 марта (зловещее предзнаменование!) удовлетворили просьбу Сталина об отставке с поста министра вооруженных сил, что несомненно означало признание им утраты прежней работоспособности. Заменяли его Н. А. Булганиным, назначенным по должности и заместителем председателя СМ СССР, членом БСМ [556] Там же, л. 17. . (Есть все основания утверждать, что одновременно Булганин был введен и в состав «семерки», ставшей таким образом «восьмеркой».)

Происходили серьезнейшие перемены и в партийных структурах. Первым свидетельством того оказалось небольшое по объему, вроде бы частного характера, но далеко идущее по своим последствиям постановление ПБ от 7 января. Оно признало «необходимым произвести значительное сокращение количественного состава партийных организаторов ЦК ВКП(б) на предприятиях промышленности, транспорта и на стройках». Поручило «секретариату ЦК ВКП(б) пересмотреть состав предприятий, на которых следует сохранить должности партийных организаторов ЦК ВКП(б), и провести сокращение» их [557] Там же, д. 2193, л. 9. . Подобным, предельно простым способом, государственные структуры — министерства, комитеты, главки — предполагалось как можно быстрее вывести из-под оказавшейся бесплодной опеки партии. Точнее — возглавляемого А. А. Кузнецовым УК. А вскоре не менее серьезные сокращения коснулись и еще одного партийного органа — Комиссии партийного контроля (КПК). 21 апреля ПБ установило: «Считать нецелесообразным дальнейшее существование института уполномоченных КПК при ЦК ВКП(б) в областях, краях и республиках (автономных. — Ю. Ж. ) и признать необходимым его упразднить» [558] Там же, д. 2194, л. 43. .

И все же целью такого наступления оказалась не столько партия вообще, сколько один из членов «восьмерки», Жданов. Он страдал серьезной болезнью сердца, и заставившей его находиться в санатории два решающих месяца — с 1 декабря 1946 года по 25 января 1947 года. Постепенное отстранение Жданова от власти начали в соответствии со сложившейся, успешной практикой — с устранения сначала всех тех, на кого он опирался или мог опереться. В декабре 1946 — феврале 1947 годов лишили Г. Ф. Александрова двух наиболее сильных из его четырех заместителей: К. С. Кузакова, назначенного заместителем министра кинематографии СССР, и М. Т. Иовчука, утвержденного секретарем по пропаганде ЦК КП(б) Белоруссии [559] Там же, д. 2191, л. 89; д. 2194, л. 11. .

В конце февраля та же участь постигла и Управление по проверке партийных органов. Его начальника, секретаря ЦК ВКП(б) Н. С. Патоличева, направили поначалу секретарем по сельскому хозяйству ЦК компартии Украины, а шесть месяцев спустя понизили еще раз, сделав секретарем Ростовского обкома. Одного из его двух заместителей, будущего министра госбезопасности С. Д. Игнатьева — секретарем по сельскому хозяйству в Минск, а одного из трех инспекторов управления, Н. И. Гусарова — также в Минск, но уже первым секретарем ЦК компартии Белоруссии [560] Там же, д. 2194, л. 11. .

И расправа с УПиА, ведомством Жданова, и с Управлением по проверке партийных органов, заполненном выдвиженцами Маленкова, явилась превентивным ударом А. А. Кузнецова, соперника отнюдь не Молотова и Маленкова, впервые выступившего с поднятым забралом. Человека, поверившего заверениям Сталина сделать его своим преемником по партийной ветви власти, а потому и претендовавшего на место Жданова. На его роль, реальное положение второго секретаря, члена «восьмерки» уже сейчас.

…Возвращение Молотова на роль второго человека в государстве свидетельствовало, помимо прочего, еще и о том предпочтении, которое следовало отдавать внешнеполитическим вопросам. Говорило о явном намерении узкого руководства воспользоваться не только опытом, но и связями — установленными лично Вячеславом Михайловичем за годы войны, а его новыми заместителями — совсем недавно. Использовать все возможное, чтобы попытаться как-то восстановить рушившиеся отношения с Вашингтоном и Лондоном. Однако именно на международной арене Кремль ожидали самые ощутимые неудачи.

12 марта 1947 года в час пополудни Трумэн выступил в зале заседаний палаты представителей конгресса США, где присутствовали и сенаторы, с программной речью. Сослался на некую коммунистическую опасность, нависшую над Грецией и Турцией. Правда, не уточнил, что в Греции гражданскую войну при поддержке британских войск ведут монархисты против республиканцев, одновременно являвшихся и коммунистами. Не сказал, что правительство Великобритании на днях подтвердило, что не позднее 1 апреля выведет свои воинские части из-за отсутствия средств, бросив Грецию на произвол судьбы. Умолчал Трумэн и о том, что Турция вообще не испытывает реального, действенного давления со стороны Советского Союза. Просто при молчаливой поддержке Вашингтона и Лондона отказывается пересматривать режим мореплавания в Черноморских проливах. Не делает того, на чем сам же он, Трумэн, открыто настаивал еще в июле 1945 года в Потсдаме, вместе со Сталиным.

Обойдя все эти щекотливые детали, президент ограничился эмоциями и риторикой. Фактически повторил, только с другим конкретным предложением, фултоновскую речь Черчилля. Призвал конгресс одобрить просимые им ассигнования: 250 миллионов долларов на военную помощь Греции и 150 миллионов — Турции. Сделать это следовало во имя интересов «свободных народов», поддержка которых отныне становится основной целью внешней политики Соединенных Штатов. Конгресс поддержал предложение, почти сразу же названное «доктриной Трумэна» [561] Трумэн. Указ. соч., т. II, с. 95—106. .

Сообщение из Вашингтона о содержании речи президента США должно было быть воспринято в Кремле как гром среди ясного неба. Но реакция узкого руководства все же оказалась довольно спокойной. Не привела немедленно к открытой конфронтации, и каким-либо резким действиям политического или идеологического характера, означавшим бы начало холодной войны — во всяком случае, со стороны Советского Союза. Привело всего лишь к полунаучному скандалу — «делу КР», не породившему, как то бывало в 30-е годы, всплеска массовых репрессий, но все же собравшему свою жатву жертв.

Микробиолог Н. Г. Клюева и гистолог Г. И. Роскин еще весной 1946 года завершили работу над рукописью «Биотерапия злокачественных опухолей». Высказали в ней уверенность, что создали препарат, способный излечивать рак. 13 марта выступили с докладом о результатах открытия на заседании президиума Академии медицинских наук. Всего этого оказалось достаточно, чтобы самые фантастические слухи об обретенном, наконец, лекарстве, в котором столь нуждались сотни тысяч страждущих во всем мире, поползли по столице. Достигли и посла США в Москве Уолтера Беделла Смита. Заставили его, заручившись разрешением министра здравоохранения СССР Г. А. Митирева и согласием МИДа, посетить 20 июня Институт эпидемиологии, микробиологии и инфекционных болезней, встретиться с работавшими там Клюевой и Роскиным. Предложить им издать их книгу в США, а необходимые, еще незавершенные опыты по проверке препарата продолжать не только в СССР, но и в американских медицинских центрах.