Юрий Жуков - Тайны Кремля

В тот же день, но уже другой член узкого руководства, Молотов, направил в Берлин телеграмму поверенному в делах Г. А. Астахову, ведшему вялотекущие переговоры о возобновлении советско-германского торгово-экономического соглашения, срок которого незадолго перед тем истек. Вячеслав Михайлович предложил Астахову устно уведомить германский МИД о том, что «между СССР и Германией, конечно при улучшении экономических отношений, могут улучшиться и политические отношения… Но только немцы могут сказать, в чем конкретно должно выразиться улучшение политических отношений» [150] Цит. по: Розанов Г. Л . Указ. соч., с. 77. . Подобным, традиционным для дипломатии способом зондажа, Кремль пытался обезопасить себя на тот случай, если переговоры с Лондоном и Парижем закончатся ничем, а боевые действия на Халхин-Голе перерастут в настоящую войну. Попытался найти выход из того тупика, в котором Советский Союз оказался по вине Чемберлена. Обеспечить любым способом безопасность страны, не готовой еще, ибо Кремль знал это как никто другой, к серьезным вооруженным столкновениям, да к тому же на два фронта. Попытался и продемонстрировать Великобритании, Франции, так как возможные переговоры в Берлине никто не собирался скрывать, да и не мог бы того сделать, что у СССР есть не один, а два варианта решения, возможность выбора между ними. И добился искомого.

2 августа Риббентроп заметил Астахову, что его страна стремится строить отношения с Советским Союзом на принципах равенства. На следующий день посол Германии в Москве Шуленбург во время беседы с Молотовым пошел еще дальше. Отметил: «Жизненным интересам СССР в Прибалтийских странах Германия мешать не будет. Что касается германской позиции в отношении Польши, то Германия не намерена предпринимать что-либо, противоречащее интересам СССР». Однако Вячеслав Михайлович, удостоверившись, что Гитлер не только пытается всячески избежать войны на два фронта, но и готов ради того пойти на определенные уступки на Востоке, не стал торопиться с окончательным ответом. Даже преднамеренно уклонился от него, сказав Шуленбургу, что советское правительство не желает отказываться от соглашения с Лондоном и Парижем. «Оставаясь верным своей последовательной миролюбивой политике, — уточнил свою мысль Молотов, — СССР пойдет только на чисто оборонительное соглашение против агрессии. Такое соглашение будет действовать только в случае нападения на СССР или на страны, к судьбе которых СССР не может относиться равнодушно» [151] Там же, с. 79. . Жребий все еще не был брошен. И 3 августа 1939 года, всего за месяц до начала второй мировой войны, руководство Советского Союза продолжало склоняться к союзу с западными демократиями.

Демонстрация Кремлем самой возможности изменить внешнеполитический курс и ориентацию сделала свое дело. Великобритания и Франция, казалось, откликнулись на советское предложение, изложенное в ноте от 23 июля о незамедлительном начале переговоров для срочного заключения трехсторонней военной конвенции. 5 августа делегация двух стран, возглавляемая британским адмиралом Р. Даксом, начальником военно-морской базы в Портсмуте, и французским генералом Ж. Думенком, отбыла в СССР. Избрала, правда, не самый быстрый способ передвижения — по морю до Ленинграда, и прибыла в советскую столицу лишь 11 августа. Повторяя уже раз сработавший способ давления, Молотов в тот же день дал указание Астахову сообщить германскому МИДу, что Советский Союз заинтересован в возобновлении торгового соглашения и обсуждении польского вопроса, но при соблюдении непременного условия — переговоры должны происходить только в Москве. Вячеслав Михайлович, как можно предположить, надеялся, что одновременное пребывание двух соперничающих сторон позволит ему управлять событиями. Заставит обе стороны пойти на уступки — на быстрое заключение и оборонительного пакта с Великобританией и Францией, и торгово-экономического с Германией, заодно вынудив последнюю отказаться от своих агрессивных намерений хотя бы на ближайшее время по отношению к СССР и его слабым, по сути беззащитным соседям вдоль западной границы.

Однако уже 12 августа, с открытием англо-советских переговоров, на которых хозяев места встречи представляли нарком обороны К. Е. Ворошилов и начальник генерального штаба Б. М. Шапошников, обнаружилось слишком многое весьма неожиданное и неблагоприятное для Кремля. Лондон и Париж не только назначили руководителями своих делегаций лиц, занимающих более чем второстепенные посты, но и не наделили их соответствующими полномочиями для подписания военной конвенции в том случае, если она все же будет выработана. Лондон и Париж так же не нашли и разрешения ключевой проблемы — как именно Красная Армия должна вести боевые действия против вермахта, если граница между СССР и Германией отсутствует, а расположенные между ними Польша и Румыния категорически отказываются пропустить советские войска на свою территорию.

15 августа, когда безрезультативность трехсторонних переговоров стала очевидной, Шуленбург по своей инициативе посетил Молотова и зачитал ему послание Риббентропа, в котором сообщалось о его готовности нанести визит в Москву с тем, чтобы изложить в деталях предположения германского правительства. Но Вячеслав Михайлович вновь не стал ускорять события. Предложил послу «провести подготовку определенных вопросов для того, чтобы принимать решения, а не просто вести переговоры». К примеру, о готовности Германии заключить договор о ненападении, о возможности предоставления совместных гарантий прибалтийским странам, а кроме того — о возможном воздействии на союзника Германии, Японию, для нормализации отношений и на Дальнем Востоке. Через день Шуленбург передал Молотову ответы своего шефа по всем обозначенным вопросам, притом ответы только положительные. И все же приглашения Риббентропу пока не последовало. Узкое руководство СССР все еще продолжало надеяться на благополучный исход переговоров с англо-французской делегацией. Только 19 августа, когда окончательно проявилась бессмысленность надежд на военную конвенцию с Лондоном и Парижем, Кремль был вынужден сделать отнюдь не самый желаемый, откровенно вынужденный выбор — принять Риббентропа, но не раньше, чем через неделю, и лишь после публикации в прессе сообщения о заключении торгово-кредитного соглашения [152] Там же, с. 87, 89. .

Последнее было подписано в ночь на 20 августа. Спустя сутки Риббентроп получил столь ожидаемое им приглашение, но теперь уже на 22 или 23 августа. Получил только после того, как вопрос о пропуске частей Красной Армии через Польшу и Румынию был полностью отвергнут англофранцузской делегацией, а Дакс предложил отложить следующее заседание на несколько дней. И все же в сообщении ТАСС от 22 августа о предстоящем прибытии в Москву Риббентропа, предназначенном прежде всего для зарубежной печати, особо оговаривалось: «Переговоры о договоре о ненападении с Германией не могут никоим образом прервать или замедлить англо-франко-советские переговоры. Речь идет о содействии делу мира: одно направлено на уменьшение международной напряженности, другое — на подготовку путей и средств в целях борьбы с агрессией, если она произойдет» [153] Международная жизнь. 1989, № 9, с. 113. .