Юрий Жуков - Тайны Кремля

Во-вторых, в весьма значительной степени влияла на ситуацию и та политика по отношению к союзным республикам, которая проводилась все послереволюционные годы, но особенно — после принятия новой Конституции. Политика, должная убедительно, наглядно подтвердить «торжество ленинско-сталинского решения национального вопроса». Выражавшаяся не только в использовании национальных языков в делопроизводстве, преподавании в школах и вузах. Ярко проявлявшаяся в настойчивом подчеркивании «небывалого расцвета» национальных культур, принимавшего весьма разнообразные формы.

Проявлявшегося в открытии во всех без исключения союзных республиках национальных драматических, опернобалетных театров со своим подчеркнуто национальным репертуаром, создаваемом однако, преимущественно, российскими драматургами и композиторами; в образовании республиканских творческих союзов, членами которых в массе являлись деятели литературы и искусства, переехавшие из Москвы, Ленинграда, других городов РСФСР. Работе — пока еще лишь на Украине, в Белоруссии, Грузии, Армении, Азербайджане — собственных киностудий. И даже в функционировании академий наук — помимо уже существовавших украинской, белорусской, грузинской, в 1943 году (!) они были образованы еще и в Узбекистане, Армении. Все это, естественно, вело к заведомо преждевременному, искусственному формированию национальной интеллигенции.

Та же, в свою очередь, недостаточно подготовленная по образованию, не имеющая должного профессионального опыта, не располагавшая хоть какими-либо реальными достижениями, могла подтверждать свое существование только при строгом соблюдении одного непременного условия. Создания и применения для себя особых, откровенно заниженных по сравнению с общими, критериев оценки своего творчества. Ну, а последние были возможны лишь при признании в каждой союзной республике фактического приоритета национального языка в ущерб общегосударственному, русскому, что и исключало возможность беспристрастного, объективного сравнения. Такое положение неизбежно, естественно и становилось той питательной средой, в которой вызревали ростки и национализма, и центробежных сил, скрытно ведших к ослаблению единства, прочности СССР.

Складывавшаяся ситуация оставляла для узкого руководства лишь два выхода. Либо противопоставлять национализму интернационализм, либо сепаратистским тенденциям — идею унитарного, «единого и неделимого», «нерушимого» Советского Союза. Но первый путь уже был отвергнут той реальностью, которая возникла в процессе реформирования партий, ликвидации Коминтерна. Невозможным — из-за острейшей нужды в дополнительных голосах в ООН — оказывался и второй. Вот отсюда и та смысловая недоговоренность, как бы незавершенность, которые оказались характерными для постановлений и ЦК ВКП(б) о литературно-художественных журналах, и украинского ЦК — о Довженко. Мозговой центр партаппарата, УПиА, вынуждено было искать принципиально иное решение.

Весьма приблизительно, пунктирно оно обозначилось уже в марте 1944 года, в «Плане деятельности» УПиА «по улучшению пропагандистской и агитационной работы партийных органов». Предполагало противопоставить национализму… преимущества социалистического строя. А первой попыткой теоретически обосновать такое положение стало постановление «О недостатках научной работы в области философии», утвержденное ПБ 1 мая. Формальным поводом для его принятия послужил выход в свет трехтомной «Истории философии». Однако основным смыслом документа явились отнюдь не тривиальные, вряд ли несшие нечто новое, утверждения вроде «материалистическая диалектика Маркса по своей сути противоположна идеалистической диалектике Гегеля», а иное. То, что крылось за критикой авторов капитального труда, «обошедших молчанием» «реакционные рассуждения о германском народе как „народе избранном“, „тезис Гегеля о необходимости систематической колонизации других народов“» [405] Большевик. 1944, № 7–8, с. 14–19. .

До предела усложненный, чисто академический текст постановления вынуждал мучительно гадать каждого, кто обращался к нему: почему вдруг самой актуальной оказалась немецкая философия начала минувшего века, взгляды Гегеля? Зачем именно сейчас, во время войны, нужно осуждать давно исчезнувшую прусскую монархию, когда столь явны пороки, мерзость германского нацизма?

Ответы на эти вопросы дала редакционная статья журнала «Партийное строительство», и растолковавшая постановление. Без эвфемизмов, уклончивых трактовок, она прямо, вполне открыто утверждала: «Национальные взаимоотношения, история народов всегда были в числе тех вопросов идеологической борьбы, куда стремилась проникнуть чуждая нам идеология, и партийные организации должны быть насторожены против малейших попыток протащить взгляды, отдающие великодержавным шовинизмом или местным национализмом». И тут же предложила спасительное лекарство от обеих болезней — «Важно в настоящее время постоянно разъяснять те принципы, на которых основан наш строй» [406] Об идеологической работе парторганизаций. — Партийное строительство. 1944, № 15–16. .

Явно ощущая те недостатки, которые оказались присущими постановлению по философии, ПБ все же предложило опубликовать его только в журнале «Большевик». Мало того, в виде редакционной статьи, да еще, пренебрегая традициями, лишь констатирующую часть. Главным образом, ради абстрактного призыва, обращенного к узкой группе ученых — «дать правильное, марксистско-ленинское изложение роли и сущности немецкой философии конца XVIII и начала XIX вв.». Постановляющая же часть оказалась известной немногим, только тем, кого она касалась напрямую. Ведь она затронула лишь кадровые вопросы: в соответствии с ней директора Института философии П. Ф. Юдина освободили от занимаемой должности, а назначили на его место В. И. Светлова. Кроме того, вывели из состава редколлегии «Истории философии» Александрова, так как «начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) не должен связывать себя обязанностями редактора отдельных изданий» [407] РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 1050, л. 151–152. . Тем самым исключили на будущее возможность совмещения в одном лице критика и подвергаемого критике.

Потерпев неудачу при обращении к философии, Александров попытался реабилитировать себя новой акцией. 18 мая подписал очередную записку, на этот раз — «О серьезных недостатках и антиленинских ошибках в работе некоторых советских историков». Используя ее, добился созыва в конце мая совещания с участием не только крупнейших отечественных историков, но и партийных руководителей. Надеялся, что там, наконец, и будут найдены столь необходимые обоснования выдвинутого при его активном участии противопоставления национализма и социализма.