Владимир Зензинов - Пережитое

А воодушевление среди нас было так велико и забастовка на другой день началась в Москве так дружно, что в эти первые дни успехи превысили все наши ожидания. Сейчас мы уже можем заглянуть и за кулисы правительственного механизма, потому что движение 1905 года изучено и тайные документы опубликованы.

"Возникшее сегодня мятежное движение, выразившееся общей забастовкой всех железных дорог, кроме Николаевской (как раз самой важной, так как она соединяла Москву с Петербургом. В. 3.), и начавшиеся уже нападения на железнодорожные станции обнаружили совершенную недостаточность войск гарнизона. Для подавления движения убедительно прошу немедленной присылки бригады пехоты из Петербурга, без чего признаю положение очень серьезным", телеграфировал 7 декабря московский губернатор адмирал Дубасов в Петербург великому князю Николаю Николаевичу, командующему петербургским военным округом. Еще удивительнее был полученный им из Петербурга ответ: "Августейший командующий приказал сообщить: в Петербурге свободных войск для посылки в Москву нет"!

Если бы мы тогда знали об этой переписке! Сколько новых надежд она бы в нас вдохнула, как укрепила бы наше решение: победить или умереть! Но в то время неопытны были как правительство, так и революционеры. Обе стороны действовали неуверенно, как бы только нащупывая силы друг друга. Эта неуверенность проявлялась даже в тех случаях, когда обе враждебные силы приходили в непосредственное соприкосновение - решительных действий не было ни с той, ни с другой стороны. Они пришли позднее.

Забастовка всюду началась дружная. Забастовали железные дороги, забастовали почта и телеграф, прекратилось движение городских трамваев, остановились решительно все заводы и фабрики Москвы. Перестали выходить и газеты. (Последнее, между прочим, было несомненной ошибкой, так как отсутствие всяких известий не только создавало неуверенность и неизвестность, но вызывало хаос и рождало панические слухи, которые нельзя было опровергнуть). Все магазины закрылись. Но водопровод, газовый завод и электрические станции продолжали работать. Работал сначала и телефон, но потом, по распоряжению полиции, все частные абоненты были из телефонной сети выключены. Что же делать дальше?

Надо разоружать полицию! Комитет нашей партии имел помещение в доме Хлудова, где на заседании Совета Рабочих Депутатов было принято решение о забастовке. Помню, как в продолжение всего этого первого дня сюда приходили товарищи и с торжеством приносили отобранное у полицейских оружие - железные (не стальные!) шашки, т. е. сабли, которые население презрительно называло почему-то "селедками" и огромные казенные револьверы.

Весело, со смехом, рассказывали о различных приключениях. Обычно к стоявшему на перекрестке полицейскому подходили двое-трое товарищей, неожиданно наставляли на растерявшегося городового револьверы и отбирали его оружие. Городовые не сопротивлялись. Происходило вначале всё это довольно мирно и даже с шутками. У стоявшего на Кузнецком мосту городового, помню, в кобуре револьвера не оказалось (я тоже принял участие в разоружении полиции) кобура была набита какими-то полицейскими бумагами; это нас не ввело в заблуждение - городового обыскали и с торжеством вытащили у него револьвер из-за пазухи. Было даже несколько случаев, когда оружие было отобрано женщинами - нашими пропагандистками. Они с гордостью приносили его. Большой стол скоро был завален отобранным оружием. Полицейские стали исчезать с улиц. Разоружали также офицеров.

- Гражданин, ваше оружие!

- Мне мой револьвер дорог, как память - я не хотел бы с ним расставаться...

- Нам сейчас оружие нужнее. Дайте ваш адрес - вот вам мой адрес. Когда револьвер нам больше не будет нужен, вы его получите обратно.

В этот первый день нигде не было столкновений - не было ни запаха пороха, ни крови.

Шли митинги. Большие народные митинги были назначены и на 8-ое декабря. В 5 часов вечера был назначен митинг в театре "Олимпия" на Садовой. Огромный зал залит электричеством. Над эстрадой красуется огромная надпись: "Земля и Воля". Театр битком набит народом. Выступают ораторы от социалистов-революционеров и социал-демократов. Они призывают к немедленному выступлению, к вооруженному восстанию. В толпу с эстрады летят "летучки". Возгласы "умереть или победить!" встречаются толпой с восторгом.

Публика наэлектризована, но не столько речами ораторов, сколько ожиданием, что вот-вот что-то должно произойти на улице. Оттуда толпа перешла в находившийся неподалеку, тоже на Садовой улице, загородный сад "Аквариум" там вечером должен состояться новый митинг. И там говорили наши товарищи. От нашей партии там должен был выступить Бунаков. В Аквариуме собралось не меньше пяти тысяч человек. Не тронув днем митинга в "Олимпии", полиция, очевидно, решила расправиться с этим собранием.

Поздно вечером мы получили в Комитете сведения, что митинг в "Аквариуме" окружен войсками. Затем стали поступать новые и все более тревожные сведения. В "Аквариуме" была наша боевая дружина во главе с ее начальником, Александром Яковлевым (кличка - Тарас Гудков) - 20-ти летним студентом. Дружина решила прорваться сквозь кольцо войск - началась стрельба... Новое сообщение: к "Аквариуму" никого не подпускают близко, там слышны ружейные залпы... Очевидно, собравшихся расстреливают...

Итак, началось! Наши гибнут. Дружинникам, конечно, не сдобровать. Но погибнут, разумеется, и все остальные наши товарищи...

Спешно созываем Комитет из наличных членов. Двух мнений нет - на удар нужно ответить ударом! Постановлено: на расстрел митинга в "Аквариуме" ответить взрывом Охранного Отделения. Это поручение дается мне. Два товарища вызываются добровольно выполнить его - оба из числа наших партийных дружинников. Наша химичка, Павла Андреевна, молодая красивая брюнетка с голубыми глазами, берется спешно приготовить две 15-ти фунтовые бомбы с фитилями - запас динамита у нас был большой. Я уславливаюсь со всеми тремя. Решение принято в 11 часов вечера - мы назначаем друг другу свидание на окраине города в знакомой рабочей квартире на 2 часа ночи.

До глубокой ночи продолжают поступать сведения об "Аквариуме". По одним сведениям, митинг расстрелян (даже к нам оттуда доносятся выстрелы), по другим - некоторым из наших товарищей удалось каким-то чудом через заборы, по крышам, оттуда вырваться. Но никто не знает, что стало с дружинниками, с организаторами митинга, с партийными ораторами, с Гудковым, с Бунаковым...

Ровно в 2 часа ночи я на назначенной квартире. Это маленькая и темная квартира рабочего. Его самого дома нет - нас принимает его жена, которая доверчиво на нас смотрит; за печкой двое детишек - они протирают глаза и с любопытством следят за всем происходящим. Если бомбы взорвутся, то и от них ничего не останется... Оба товарища, предложившие свои услуги в качестве метальщиков бомб, меня уже дожидаются. Оба они еще совсем молоды - между 18 и 20 годами.