Яков Брафман - Книга Кагала [3-е изд., 1888 г.]

Мы не будем подробно разбирать все русские законы, касающиеся устройства евреев и говорящие о кагалах. Для цели нашего исследования совершенно достаточно указать на те законы, которые поддерживают кагалы, и на те, которые, узнав все их зло, борются с ними, но также тщетно, как и польский сейм.

Русское законодательство в 1772 г. приписывает евреев к кагалам (Полный свод законов. Том XIX, № 13, 865), а сенатский указ 1776 г. определяет даже функцию кагалов: «…дабы сбор с жидов в казну вернее поступать мог, так [дабы] и в прочем во всем сделать с ними надлежащий порядок, то учредить кагалы» (Полный свод законов. Том XX, № 14, 522). Но процветание кагалов отозвалось самым чувствительным образом на местном населении, и уже в 1804 г. русское правительство, не зная еще, в чем коренится зло, вступает в борьбу с «разными злоупотреблениями и беспорядками», созданными евреями во вред этому населению. Задавшись целью упорядочить быт евреев, положение 1804 г. регламентирует подробным образом в 6-ти главах как права евреев, так и гражданское их устройство и управление. Самою важною представляется последняя VI глава, которая говорит: «Кагалы должны наблюдать, чтобы казенные сборы, доколь они пребудут в настоящем их положении, были исправно и бездоимочно вносимы, они должны распоряжаться вверяемыми им от общества суммами» и т. д. (Полный свод законов. Том XXVIII, № 21, 547).

Эта глава открывает нам взгляд русского правительства на еврейский кагал. Русский закон стремится уничтожить «беспорядки и злоупотребления», но признает и поддерживает кагал к учреждение для взимания казенных сборов и тем самым с первого своего шага в борьбе со злом повторяет ту историческую ошибку, которую до него делали правительства всех стран, где жили евреи, начиная с Персии и кончая Польшей. В этой ошибке все бедствие для правительства, все горе для народной массы и все торжество для представителей иудейства. Бедствие потому, что правительство воздвигает между собою и еврейскою массою кагал как власть, и тем поддерживает ту обособленность евреев, к уничтожению которой преимущественно направлены его усилия, не дает евреям слиться с коренным населением и стать в общие условия; горе потому, что кагал, получая от правительства власть для взимания государственных податей, расширяет ее до крайнего деспотизма над жизнью каждого частного еврея, который должен быть нем и послушен, если не желает оказаться неисправным в отбывании государственных податей и испытать на себе силу государственного закона по доносу кагала за мнимую неисправность.

К величайшему сожалению и несмотря на систематические указания опыта, до сих пор ни одно правительство государств, где жили и живут евреи, не уяснило себе того важного обстоятельства, что созданием официального посредника между правительством и еврейскою массою для взимания ли государственных податей или иной государственной цели создается ли под именем кагала или сборщиков податей еврейская национальная власть, которая бодрствует над жизнью евреев, которая в продолжении более чем 2000 лет будит дух еврейского народа и направляет его по тому пути, который делает евреев вредными гражданами для приютившего их государства и народа. Само собою разумеется, что подчинение еврейской массы гнету кагального деспотизма, явившееся следствием положения 1804 г., не могло входить в интересы русского правительства, хотя не могло не вызвать радости в сердцах представителей иудейства. Вот как говорит об этом Положении еврейский историк Фин: «В Указе своем от 9 декабря 1804 г. Император Александр I открыл перед светом свою справедливость относительно нас [евреев], и рекою потекла на нас великая Его милость. В Его Указе заключается большая часть из благих мер, задуманных великими польскими представителями на последнем сейме с небольшими изменениями, согласно требованиям времени» [157].

Итак, закон 1804 г. дает ложный шаг, показывающий полное незнание той среды, для которой он создается, и поэтому нечего особенно удивляться, если последующее русское законодательство или приближалось, или удалялось от этого закона и, следовательно, создавало более или менее, но все-таки, бесспорно, ошибочные положения. На кого падает вина за создание подобных законов и нет ли здесь, кроме незнания со стороны русского правительства, умысла со стороны евреев, об этом мы скажем впоследствии.

В 1827 г. вышел закон, по которому евреев призывают к отбыванию воинской повинности, но отдельно от христиан. Нечего и говорить, что вместе с этим законом возросла до чрезвычайности власть кагала; с этих пор кагал «по своему приговору, как выражается закон, может отдавать в рекруты всякого еврея, во всякое время за неисправность в податях, за бродяжество и другие беспорядки, нетерпимые в оном [обществе]» (Полный свод законов. Том II, № 1, 330, 34). Не надо быть особенно проницательным, чтобы понять, что может уложиться в таком эластичном понятии, как «беспорядки, нетерпимые в обществе», последствием коих может быть, однако, отдача в рекруты.

К сожалению, этим законом не исчерпывается вся полнота власти кагала. Еврейство, отнюдь не реформированное Положением 1804 г., не переставало оставаться ужасным бременем для местного населения, еле выносившего гнет его эксплуатации. И вот, вожаки иудейства, дабы отклонить нависшую грозу, подают мысль, по которой источником всех эксплуататорских стремлений еврейской массы выставляется ее невежество, отсутствие образования и т. п. Создается новое Положение о евреях 1835 г., которое еще сильнее закрепляет за кагалом его права: считаясь членами городских обществ, евреи однако же «для управления делами, особенно касающимися до них по раскладке податей и повинностей, собственно на евреях лежащих» (§ 66), имеют кагал; далее: сверх общих училищ «евреи могут заводить собственные свои частные или от общества училища, для образования своего юношества в науках и искусствах и для изучения правил их вероисповедания» (§ 113); правительство создает для евреев особенные, специально еврейские, больницы и богадельни (§ 76) и т. п. Одним словом, каждый параграф этого Положения явился серьезным вкладом на пользу иудейства и обособленности евреев. Винить в этом русское правительство нельзя: в еврейском вопросе оно, подобно правительствам всех времен и народов, блуждало ощупью, хваталось попеременно за меры самого противоположного характера, и все-таки ни одна из этих мер не была такою, которая вывела бы его на истинный путь. Бесспорно, это блуждание и нерешительность обуславливается незнанием иудейства и строя его жизни, но для нас важно выяснить причины этого незнания: происходит ли оно от нежелания узнать иудейство или от условий, лежащих вне желаний русского правительства. Изучая историю евреев, мы видели, что представители еврейского народа всегда были на страже своих национальных интересов и всегда, с одной стороны, направляли жизнь евреев по тому пути, который давал им возможность обособляться в течении 2000 лет, а с другой — вовремя и умело водружать громоотвод там, где они предвидели грозу для иудейства. Вспомним скромную просьбу, поданную Киру бедными еврейскими изгнанниками о дозволении возвратиться им на родину только для жертвоприношения Иегове; вспомним и то обстоятельство, что просьбою этой, как потом показала история, маскировалась затаенная мысль ни больше ни меньше, как о восстановлении царства Иеговы; вспомним также, каким изворотом удалось евреям на Великом польском сейме 1788 г. парализовать опасность, так близко подошедшую к иудейству, и нам станут понятны те средства, коими поддерживается иудейство. Не нося внутри себя достаточной силы и задатков для поддержания своего существования, иудейство всегда находило и находит их в законах той страны, где селятся евреи.