Альфонс Ламартин - История жирондистов Том II

Толпа рукоплескала.

Не успел умереть Дантон, как Террор, на укрощение которого он положил столько сил, вмиг ожил. Двадцать семь осужденных всех сословий, взглядов, обоих полов, брошенные в Люксембургскую тюрьму по обвинению в заговоре, предстали перед Революционным трибуналом. Среди них присутствовали генерал Артур Диллон, Шометт, адъютанты Ронсена, генерал Бейсер, епископ Гобель, актеры Граммон, отец и сын, вдова Эбера и, наконец, жена Камилла Демулена. Общим их преступлением стала неосторожная попытка к освобождению себя или дорогих для них людей.

Госпожа Эбер вполне сознавала ожидавшую ее участь. Она не хотела продлевать жизнь, полузадушенную в детстве монастырем, опозоренную в миру именем, которое она носила, проведенную в борьбе между ужасом и любовью к памяти мужа, несчастную всегда. «Я обязана революции только мгновением свободы и счастья, — говорила она своей подруге по несчастию Люсиль Демулен, — … ужасно любить человека, которого все ненавидят. Мне не простят память о нем; я умру, чтобы искупить смертью страсть, которую оплакиваю… Вы, сударыня, счастливы, — прибавила она. — Против вас не может быть выставлено никакой улики. Вас не отнимут у ваших детей, вы останетесь живы!» Люсиль Демулен не разделяла этой надежды: «Негодяи убьют меня, как и его, но они не знают, какое негодование возбуждает в душе народа кровь женщины! Разве не кровь женщины изгнала навсегда из Рима Тарквиния? Пусть они убьют меня, и тирания падет вместе со мною!»

Эти две вдовы, которые за несколько дней до того враждовали друг с другом, являли собой одну из жесточайших насмешек судьбы. За несколько месяцев перед этим обе радовались казни королевы и смерти госпожи Ролан. Теперь же они на себе испытывали те же страдания. Заблуждение и месть следуют одно за другой во времена переворотов.

Тщетно мать Люсиль, прекрасная и несчастная госпожа Дюплесси, обращалась к друзьям Робеспьера, стараясь разжалобить его воспоминаниями о прежних отношениях. Все двери закрывались при упоминании имен родственников Камилла и Дантона. «Робеспьер, — написала она в отчаянии, — тебе мало того, что ты убил своего лучшего друга, тебе нужна еще кровь его жены, моей дочери!.. Твое чудовище Фукье-Тенвиль только что отдал приказ отправить ее на эшафот. Робеспьер, если кровь Камилла не опьянила тебя до потери рассудка, если ты помнишь, как ласкал маленького Горация, которого любил держать на коленях, если ты вспомнишь, что должен был сделаться моим зятем, женившись на Адели, сестре Люсиль, пощади невинную жертву! Но если твоя ярость подобна ярости льва, поскорее возьми также и нас — меня, Адель и Горация; разорви нас собственными руками, на которых еще не остыла кровь Камилла. Не медли — и пусть нас соединит одна могила!»

Это письмо осталось без ответа. Люсиль отвезли на эшафот 13 апреля. Ее стройный стан, лицо, казавшееся еще моложе ее лет, бледность, борющаяся на щеках со свежестью юности, имена ее мужа, матери и ребенка, которых она звала, сидя в тележке, везущей ее к эшафоту, — все это трогало толпу. В ее лице смерть наносила удар не партии, а природе. Ее оплакивали. Быть может, эта жертва была отомщена более, чем другие, несколько месяцев спустя. Эта кровь женщины обесцвечивала пролитую раньше.

Комитеты боялись, чтобы смерть Дантона не вызвала волнений в департаментах. Его казнь могла стать государственным переворотом. Результат превзошел все ожидания. Общий крик одобрения донесся из всех клубов республики, все друзья Дантона отреклись от него. Даже Лежандр низкопоклонством искупил слабую попытку к независимости, которую осмелился предпринять. Он надоел Робеспьеру заявлениями о своем раскаянии. «Я был другом Дантона, пока верил в его честность, — говорил он, — теперь во всей республике не найдется человека, более меня убежденного в его преступлениях».

Комитет общественного спасения, укрепив власть внутри страны, обратил все внимание на границы.

Сен-Жюст снова отправился в армию. Открытие кампании 1794 года требовало со стороны Конвента принятия энергичных мер. С подозрением наблюдавшие друг за другом союзники, рассчитывая на внутренние раздоры во Франции, ничего не предпринимали в течение всей зимы. Они довольствовались тем, что сохраняли свои позиции. План заключался в том, чтобы всей массой двинуться на Ландреси, а оттуда через Лан на Париж. Войска их в марте состояли из: 60 тысяч австрийцев и эмигрантов под началом герцога Саксен-Тешенского на Рейне; 65 тысяч пруссаков около Майнца, в Люксембурге и на Самбре, под предводительством Бальё, Бланкенштейна и принца Кауница; наконец, 120 тысяч под началом принца Кобургского и Клерфэ маневрировали между Кенуа и Эско.

Военные силы французов составляли: Верхне-Рейнская армия — 60 тысяч; Мозельская — 50 тысяч; Арденнская — 30 тысяч; Северная — 150 тысяч. Военные действия начались наступлением союзников и осадой Ландреси. Центр французов стремительно отодвинули, оба фланга оставались без прикрытия и связи с главной частью армии.

Во время этих сражений генералы Суам и Моро врасплох напали на Клерфэ и отняли у него города Куртре и Менен. Пишегрю, увлеченный своими первыми успехами, не побоялся оставить дорогу на Париж без прикрытия, перебросив всю свою армию для поддержки Моро и Суама. «Если Кобург осмелится проникнуть во Францию, — думал Пишегрю, — он очутится между Парижем и 120-тысячной французской армией, которая отрежет его от Фландрии и Германии».

Этот смелый план удался. Принц Кобургский не принял вызов и повернул свою армию, намереваясь следовать за Пишегрю и окружить его уже в завоеванных им землях.

Единственный военный совет, созванный в Турне, на котором присутствовал император, составил новый план кампании, его назвали «планом уничтожения французской армии». Союзники надеялись, что, когда армия будет окружена, руки у революции окажутся связаны и можно будет нанести ей удар прямо в сердце.

Они шестью колоннами отправились против Северной армии, которую собирались встретить между Мененом и Куртре. Пишегрю отсутствовал: он делал смотр войскам на Самбре. Моро и Суам расстроили планы союзников, одновременно напав на разрозненные колонны и помешав им соединиться. Восемнадцатого мая они одержали победу у Туркуэна и обратили в бегство при Ватерлоо наступавшую английскую армию. Герцог Йоркский, командовавший этой армией, спасся только благодаря быстроте своего коня. Три тысячи пленных и шестьдесят пушек достались республиканцам. Моро, которому была поручена осада Ипра, отбросил Клерфэ, пришедшего на помощь городу во главе тридцати тысяч солдат. Моро овладел городом после нескольких жестоких штурмов и взял шесть тысяч пленных.