Вячеслав Фомин - Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

И одновременное существование двух версий южнобалтийской традиции — восточноевропейской и западноевропейской, совпадающих даже в деталях, — факт огромной важности, прямо указывающий на ее историческую основу. Логическим продолжением южнобалтийской традиции являются труды М. В. Ломоносова. Поэтому, как верно замечает А. Г. Кузьмин, «говорить о Ломоносове как о родоначальнике антинорманизма можно лишь условно: по существу, он восстанавливал то, что ранее уже было известно, лишь заостряя факты, либо обойденные, либо произвольно интерпретированные создателями норманно-германской концепции» [1464]. Но если южнобалтийскую теорию никто не создавал и она самым естественным образом вытекает из предшествующей историографии, опирающейся на реальные события, то совершенно иначе обстоит дело с норманской теорией, не имеющей основы, т. е. лишенной того, что превращает предположение в достояние науки — источниковой базы, и искусственно вызванной к жизни великодержавными замыслами Швеции XVII в.

Круг известий в пользу южнобалтийской и славянской природы варягов не замыкается восточно- и западноевропейскими памятниками. Об этом же свидетельствуют и арабские авторы. Ад-Димашки (1256–1327), ведя речь о «море Варенгском» (Варяжском), поясняет, что варяги «есть непонятно говорящий народ и не понимающий ни слова, если им говорят другие… Они суть славяне славян…» [1465]. Ко времени ад-Димашки варяги давно сошли с исторической сцены, давно были завоеваны немцами южнобалтийские славяне, на Руси термин «варяги» давно уже стал синонимом выражениям «немцы», «римляне», «латины». Поэтому, слова ад-Димашки являются повтором, как это предполагал еще С. А. Гедеонов [1466], очень древнего известия. В связи с тем, что ПВЛ речь ведет не просто о варягах, а о варяжской руси, то огромную ценность для историков приобретают известия восточных памятников о языковой и этнической принадлежности руси. Так, Ибн Хордадбех отметил не позже 40-х гг. IX в., что русские купцы есть «вид славян», а их переводчиками в Багдаде выступают «славянские рабы» [1467]. Из последних слов следует только одно заключение, к какому, например, пришел недавно норманист А. Н. Кирпичников: «Языком русов был скорее всего славянский…» [1468]. Ибн ал-Факих (начало X в.) дает параллельный вариант чтения этого же известия, но говорит о «славянских купцах». А. П. Новосельцев установил, что Ибн Хордадбех и Ибн ал-Факих «пользовались каким-то общим, нам не известным источником», что ведет отождествление руси и славян на Востоке к очень раннему времени. Как минимум, к первым десятилетиям IX в. или даже к концу VIII века. Ал-Истахри в 930–933 гг., основываясь на труде ал-Балхи, написанном около 920–921 гг., вслед за ним констатировал: «Русы. Их три группы. Одна группа их ближайшая к Булгару, и царь их сидит в городе, называемом Куйаба… И самая отдаленная из них группа, называемая ас-Славийя, и (третья) группа их, называемая ал-Арсанийа…». Его продолжатель Ибн Хаукаль в 969 г. посетил юг Каспия, где записал рассказ о разгроме Хазарии русами, подчеркнув при этом, что «самая высшая (главная)» группа русов — это «ас-Славийа». Сведения о трех группах русов восходят, отмечается в науке, ко второй половине IX века [1469]. В. Б. Вилинбахов, обращая внимание на тот факт, что арабские источники называли Балтийское море то «варяжским», то «славянским», заключает: «можно полагать, что эти два понятия были синонимичными» [1470].

Славянство руси констатируют применительно к очень раннему времени и западноевропейские памятники. В «Житии Кирилла», написанном в 869–885 гг. в Паннонии (Подунавье), рассказывается, как Кирилл в Корсунс в 860–861 гг. приобрел «Евангелие» и «Псалтырь», написанные «русскими письменами», которые помог ему понять русин. Речь здесь идет о глаголице, одной из славянских азбук [1471]. Славянство руси зафиксировал Раффельштеттенский устав (904–906). В этом таможенном документе, написанном в сугубо деловом стиле, в числе купцов, торгующих в Восточной Баварии, названы «славяне же, отправляющиеся для торговли от ругов или богемов…». А. В. Назаренко выводит основную денежную единицу устава «скот» («skoti») из славянского языка [1472], что указывает на весьма давнее знакомство немцев со славяно-русскими купцами, начало которому было положено в IX, а может быть, в VIII веке. В отношении того, о каких русах идет речь в уставе, нет сомнений: по мнению ряда зарубежных и отечественных ученых, имеются в виду подунайские руги, пришедшие сюда из Прибалтики. Русин, с которым в Корсуне встретился Кирилл, явно тяготеет к тем «русским» областям, которые связаны с Причерноморьем. Очень трудно сказать что-либо конкретное по поводу русов арабских известий. Как заметил А. Г. Кузьмин, «руссами» восточные авторы в разных местах и в различные периоды называли не одно и то же население» [1473].

Но ясно, что ими не могли быть скандинавы, ибо в конце VIII — начале X в. те не бывали в Причерноморье, а тем более в Багдаде. К тому же, история скандинавов не знает никакой руси, что сразу же исключает их из числа народов, среди которых следует искать эту загадочную русь. Вместе с тем на просторах Европы второй половины первого и начала второго тысячелетия многочисленные источники локализуют, помимо Киевской Руси, Русь Прикарпатскую, Приазовскую (Тмутаракань), Прикаспийскую, Подунайскую (Ругиланд-Русия), в целом, более десятка различных Русий. Но особенно много их предстает на южном и восточном берегах Балтийского моря: Любек с окрестностями, о. Рюген (Русия, Ругия, Рутения, Руйяна), район устья Немана, побережье Рижского залива (устье Западной Двины) и западная часть Эстонии (Роталия-Руссия) с островами Эзель и Даго. Часть сообщений арабских авторов о руси имеет отношение именно к ним. И именно с балтийскими Русиями, в пределах которых проживали славяне и ассимилированные ими народы, связан сам факт призвания варяжской руси.

Южнобалтийских славян принято разделять на три больших союза племен, не имевших прочных границ: самое западное, занимавшее земли от Южной Ютландии до р. Рокитницы, — бодричи (у немецких писателей — ободриты), куда входили вагры, полабы (собирательное имя для ряда мелких племен), древане, глиняне, смоляне, рароги-рериги (собственно бодричи), варны; на востоке и к юго-востоку от них до р. Одры лютичи (велеты, вильцы-волки) — хижане, руяне (жители о. Рюген, именуемые западноевропейскими источниками ругами, русскими), черезпеняне, доленчане, ратаре, укране, моричане, речане, брижане, стодоряне (гаволяне), глиняне, любушане, шпреяне, плоне и другие; затем, между Одрой, Вислой, Вартой и Нотецею, поморяне, из которых особо выделяют кашубов и словинцев. Южнее лютичей проживало еще одно крупное объединение полабских славян — сербы-лужичане, включавшее в себя мильчан, гломачей и дечан. Германцы (прежде всего немцы, скандинавы, англо-саксы) именовали южнобалтийских славян вендами или виндами (Wenden, Winden), а их страну Винланд, Виндланд (Vinland, Vindland) [1474].