Анатолий Фоменко - Методы статистического анализа исторических текстов (часть 1)

На второй объясняется, кто будет отцом последнего: названная дева и ВЕРХОВНЫЙ СОЛНЕЧНЫЙ БОГ АММОН сжимают друг друга в любовным объятиях.

Третья картина дополняет и раскрывает смысл предыдущей: непорочное зачатие от божественного семени. Эта идея образно выражена через поднесение к НОСУ („дух“? — А.Ф. ) Мет-ем-ве КРЕСТА — знака жизни и округлостью живота (см. рис. 5.41 — А.Ф. )… Так египетские жрецы на стене своего храма писали первые страницы биографии царственного богочеловека» [183], с. 130.

Комментируя эту поразительную, причем далеко не единственную, серию ХРИСТИАНСКИХ и ЕВАНГЕЛЬСКИХ барельефов «Древнего» Египта, выдающийся исследователь религий Дж. Робертсон писал:

«Наиболее точной являются все же аналогия (сходство) с ХРИСТИАНСКИМ БЛАГОВЕЩЕНИЕМ, которую мы находим в египетском мифе о рождении царей» Цит. по [183], с. 130.

Выше мы рассказали лишь о трех барельефах из пяти. А что же изображено на двух оставшихся?

«Из пяти картин, изображающих различные моменты его [царя Аменофиса] рождения, три первые показали БЛАГОВЕЩЕНИЕ, любовное соитие… и результат соития — НЕПОРОЧНОЕ ЗАЧАТИЕ…

На четвертой картине представлена самая СЦЕНА РОЖДЕНИЯ царственного богочеловека, и, наконец, пятая рисует нам ПОКЛОНЕНИЕ МЛАДЕНЦУ (как и положено по Евангелиям, см. рис. 5.42 — А.Ф. ). ТРИ КОЛЕНОПРЕКЛОНЕННЫЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ФИГУРЫ (то есть три евангельских волхва? — А.Ф. ) ПРИВЕТСТВУЮТ И ПОДНОСЯТ ЕМУ (младенцу Христу? — А.Ф. ) ДАРЫ, а рядом с ними то же самое совершают и боги… Полагаем, что всякие дальнейшие объяснения к этим пяти картинам излишни» — заканчивает Н.В. Румянцев [183], с. 149.

Историки отмечают: «В своих главных чертах она (то есть евангелическая сцена благовещения Марии и непорочного зачатия — А.Ф. ) больше всего совпадает с соответствующими сценами из жизни мифических спасителей древности: еврейского… Самсона, вавилоно-финикийского… Таммуза-Адониса и индийского… Будды» [183], с. 132.

Или вот «египетское ПОМАЗАНИЕ — КРЕЩЕНИЕ фараона царями Гором… и Тотом… Они льют на царя СВЯЩЕННУЮ ВОДУ, изображаемую здесь СТРУЯМИ КРЕСТОВ… Крест же в руках самого царя» [183], с. 198. Аналогичное «древне»-египетское изображение мы приводим на рис. 5.43.

На рис. 5.44 мы приводим средневековые коптские изображения христианских крестов [141], т. 6. Напомним, что копты — это египетские христиане средних веков. Совершенно ясно видно, что средневековые коптские кресты с ушком практически тождественны «древне»-египетским крестам с ушком.

«Древне»-греческие легенды об «античном» боге Дионисе (см. рис. 5.45 постоянно говорят о чуде превращения им ВОДЫ В ВИНО [183], с. 198. Как уже давно отмечено историками религии, это — полный аналог известного евангельского чуда «превращения воды в вино» в Канне Галилейской. Кстати, может быть, Галльской, то есть Французской? Во Франции до сих пор есть известный город Канны. Сэнтив писал: «Кто же после этого не видит, откуда берет свое начало брачное чудо в Кане Галилейской… Начиная с культа Диониса и кончая христианским культом, вода никогда не переставала превращаться ежегодно 9 января в вино». Цит. по [183], с. 259.

Большая научная литература посвящена предъявлению параллелей между легендами о «древнем» индийском Будде и легендами об Иисусе Христа. «Биография» Будды включает не только основные ЕВАНГЕЛЬСКИЕ мифы, чудесное зачатие, замечательные события в момент рождения, сретение и т. п., — но и более мелкие детали. Такие как крещение, искушение в пустыне и проч. Списки подобных параллелей приведены в работах А. Древса, Дж. Фрезера, Сэнтива, Н.В. Румянцева и др.

Резюмируя свое исследование, Н.В. Румянцев писал: «Перед нами прошел целый ряд страдающих, умирающих и воскресающих богов древнего мира, мы видели их мифы, знакомились с посвященными им праздниками, обрядами и т. п. Но несмотря на то, что у них разные имена, своеобразны мифы, различны родина или арена деятельности, все же невольно чувствуется, что В ОСНОВЕ ИХ ВСЕХ ЛЕЖИТ ЧТО-ТО ОДНО, ЧТО-ТО ОБЩЕЕ. Больше того, на этот момент обратили свое внимание и сами древние…

Действительно, если мы посмотрим на последние века до и после так называемого P.X., то найдем любопытную картину. Все перечисленные нами божества со всем тем, что было с ними связано, тесно переплелись друг с другом, ИНОГДА ДАЖЕ ДО НЕРАЗЛИЧИМОСТИ. Озирис, Таммуз, Аттис, Дионис и пр. образовали какой-то ОДИН, ОБЩИЙ, СЛИТНЫЙ ОБРАЗ, вылились в какое-то синкретическое (смешанное) божество, и ОНО ПОЧТИ БЕЗРАЗДЕЛЬНО ЦАРИЛО ПО ВСЕЙ ОБШИРНОЙ ТЕРРИТОРИИ РИМСКОГО ГОСУДАРСТВА… БОЖЕСТВА ПРЕВРАТИЛИСЬ В ОДНОГО СМЕШАННОГО, НО В СУЩНОСТИ, ЕДИНОГО СПАСИТЕЛЯ. Такое тесное слияние произошло особенно в эпоху Римской империи, и, в частности, в самом Риме» [183], с. 44–45.

В заключение, обсудим еще один интересный вопрос. Н.А. Морозов обратил внимание на те фрагменты Евангелий, где «говорится в наших переводах о „распятии Иисуса на кресте“. Я нарочно говорю, — пишет Н.А. Морозов, — В НАШИХ ПЕРЕВОДАХ, потому что, обратившись к ГРЕЧЕСКОМУ тексту, на котором были написаны все Евангелия, в нашел там совсем другое. Вместо КРЕСТА там везде стоит СТАВРОС, а вместо РАСПЯТИЕ НА КРЕСТЕ везде употребляется глагол СТАВРОО. Но СТАВРОС значит вовсе не КРЕСТ, а КОЛ или ШЕСТ» [141], т. 1, с. 84. Н.А. Морозов поэтому предлагает вместо распятия говорить о «столбовании» в смысле, например, ПРИВЯЗЫВАНИЯ К СТОЛБУ. Изменение смысла греческого слова СТОЛБ (ставрос) произошло, по мысли Н.А. Морозова, «в ЛАТИНСКОМ переводе Евангелий, где вместо греческого ставроса… было поставлено слово КРУКС (crux) — крест, и эта подстановка обратным путем перешла и на истолкование первоначального греческого выражения СТАВРОСА в смысле креста, ХОТЯ В СЛАВЯНСКОМ ПЕРЕВОДЕ И ГОВОРИТСЯ БОЛЕЕ ПРАВИЛЬНО, ЧТО ИИСУС БЫЛ „ВОЗНЕСЕН НА ДРЕВО“… Размышляя о том, как мне выйти из затруднения при своем изложении, я решил держаться нашего церковно-славянского текста и переводить греческое слово СТАВРОС словом СТОЛБ, а глагол СТАВРОО словом СТОЛБОВАНИЕ, так как тут не предрешаются детали описываемой казни» [141], т. 1, с. 85.

А теперь обратимся к якобы языческим «древне»-греческим мифам. Одним из центральных персонажей «древне»-греческой мифологии является Геракл. И вот оказывается, как отмечает А. Древс, что «несущий СТОЛБЫ Геракл был в древности излюбленным символом… Причем, с этими СТОЛБАМИ СОЕДИНЯЛСЯ ТАКОЙ ЖЕ МИСТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ, КАК С КРЕСТОМ ХРИСТА. Больше того, Бог, согбенный… ПОД ТЯЖЕСТЬЮ СТОЛБОВ встречается нам даже в самом Новом завете в образе Спасителя» [66], с. 49. Таким образом, изображения «античного» Геракла, несущего столбы в виде креста, это, скорее всего, изображения Иисуса Христа, несущего крест и сгибающегося под его тяжестью. См., например, средневековые картины Тинторетто (XVI век) на рис. 5.46, [522], или Марко Пальмедзано (XVI век) на рис. 5.47, [579], фиг. 129.