Ада Сванидзе - Викинги – люди саги. Жизнь и нравы

Этот эпизод интересен рядом конкретных сведений: о вирах за «злодеяние», например, о том, что размер виры зависел от общественного положения тяжущихся, а также о первых получателях и плательщиках виры при убийстве.

С другой стороны, можно было «убить без правовых последствий», т. е. не понеся наказания, как бы законно. Это происходило в том случае, если убивали человека, застигнутого на месте преступления или объявленного вне закона [1763], о чем говорилось выше.

Нередко в сагах, прежде всего родовых, говорится об убийстве раба или рабов . Это еще одно прямое свидетельство того большого места, которое занимали в том обществе рабы. Уже упоминалось и о том, что господа нередко принуждали своих рабов к бесчестным поступкам, даже к прямым преступлениям, обещая за это свободу. Так, когда богатый и именитый Торольв ополчился на соседа, достойного бонда Ульвара (см. выше), он подбил шестерых рабов сжечь бонда в собственном доме. Сын Торольва перехватил этих рабов и повесил их. Торольв обратился за помощью к многоопытному Снорри Годи, чтобы сыну не пришлось платить общине виру за убийство рабов. Снорри Годи взялся за это дело, потребовав в уплату за ведение дела землю с лесом, очень ему нужным. Дело он выиграл, поскольку доказал, что рабы были убиты не на месте предполагаемого преступления, а совсем в другом месте [1764].

В «Саге о Ньяле» (гл. XXXVI) за убийство работника-раба виновного присудили к вире в 12 эйриров серебра. Однажды герой известной саги Гуннлауг Змеиный Язык остановился у знакомого богатого бонда, пастух которого без спроса взял его верховую лошадь и вернул ее всю в мыле. Гуннлауг за это ударил парня так, что тот упал без памяти и умер. Хозяин-бонд взял за него только 1 марку серебра, что было очень маленькой, чисто условной суммой; можно предположить, что в данном случае хорошие отношения со знатным соседом были этому бонду дороже виры. Существовало правило, что убивший чужого раба должен доставить его владельцу виру в размере 12 эйриров серебра до третьего захода солнца, разумеется, в присутствии свидетелей. В этом случае тяжба не возбуждалась.

Необходимо также отметить, что у скандинавов этого времени возбуждался серьезный иск и за ложное обвинение [1765].

По ходу всего изложенного выше то и дело мелькали упоминания о сведении счетов вне суда, без законного судебного разбирательства. Закон, как уже говорилось, предполагал вполне возможным такое примирение сторон, например за счет своевременной и в должном объеме уплаты виры. Но среди внесудебных форм разрешения конфликтов была и старинная, традиционная кровная месть . Интересно, что она нередко становилась следствием судебной тяжбы, решенной, по мнению одной из сторон, неверно. Так, Эгиль после суда все же убил зловредного Анунда [1766]. Один из персонажей принял решение судиться из-за убийства его тестя, а когда тяжбу отвели, убил того, кто отвел тяжбу [1767].

Обозначение поступков, подвигов, выяснения отношений и защиты чести как « слов оружия » было в Скандинавии в течение VIII–XIII столетий культурно значимым мотивом [1768]. Это великолепно иллюстрируют и саги, и эпическая поэзия, и поэзия скальдов. «Кровью взыскать с виновного» (поэма «Беовульф», ст. 1276) было долгом, невыполнение которого наносило ущерб чести и законного мстителя, и всего его рода. «Мстить за друзей, а не плакать бесплодно», – учит поэма (с. 1384 и сл.). И не без умысла замечает: «…однако Онела / за смерть племянника не мстил убийце» (ст. 2613), делая намек либо на ослабление родовых уз, либо на нерешительность дяди убитого. Конечно, бывали случаи, когда месть оказывалась невозможной. Например, в той же поэме «Беовульф» повествуется о том, как однажды человек по неосторожности, без всякого злого умысла стрелой убил своего брата. Отец не мог воздать невольному убийце, родному сыну, и убитый остался неотмщенным (ст. 2430–2440).

Не только решительность и бесстрашие в битвах, но и кровная месть за обиду, оскорбление, попрание достоинства, немотивированное ранение и, разумеется, убийство было делом чести для скандинава. И не случайно в сагах, где часто описывается догосударственное общество, это дело чести свершалось неукоснительно. Выполнение его брали на себя дети, братья и шурины, отцы, дяди, близкие друзья, сотоварищи убитого [1769]. Когда Ньяля в ходе распри враги сожгли вместе с женой и ребенком в его собственном доме (ок. 1000), это привело к кровопролитнейшим столкновениям сторон на альтинге и кончилось отмщением [1770]. За подобное преступление в «Саге о Гисли» отомстили тем, что сожгли поджигателей в их собственном доме [1771].

Скальд из окружения Снорри в висе (№ 27) порицает некое лицо за то, что тот удовольствовался вирой вместо того, чтобы мстить за свои раны: «Огрести за рану / Виру муж решился» [1772]. В «Саге об исландцах» (гл. 144) Иллуги сын Торванда, единственный, кто остался в живых из мужчин семьи, отмстил убийством за злодейское сожжение его отца, и все присутствующие сочли это деяние законным. Однако Орэкья, известный интриган, обманом выманил Иллуги «на беседу» и предательски убил его. Мстить за Иллуги уже было некому.

Недавно найденная в Лунде надпись, вырезанная младшими рунами на рукоятке ножа, датируемая первой половиной XI столетия, свидетельствует о выполненной мести: «нож сказал» (knif melti) [1773]. В балладах фигурирует «меч-мститель» [1774], в них дочери мстят за отца, юноша – за похищение его невесты и т. д. [1775]Когда Торир, который жил у Судоходной реки, убил дружинника, друг последнего Торгейр убил Торира. А когда сын херсира Торкеля Ари был убит мечом Серый клинок, Гисли, другой сын херсира, убил убийцу этим же клинком, отомстил за брата, заодно забрал имущество убитого. Потом он погиб сам, так что третьему брату досталось большое богатство [1776].

Скромный и молчаливый юноша 17 лет от роду, тоже по имени Гисли, решил отомстить убийце отца или погибнуть. Убийца – королевский дружинник Гьявлан – был в большом почете у конунга и проводил с ним эту зиму в Нидаросе. Гисли тяжело ранил кровника, за что его в оковах бросили в подземелье. Но кровник-христианин перед смертью простил Гисли. Когда тот рассказал это все конунгу, то не только получил его прощение, но стал королевским дружинником вместо Гьявлана [1777]. Эти события, описанные в «Саге о Гисли сыне Иллуги», относятся к концу XI – началу XII в.

Только в судебнике Магнуса Лагабётера (Исправителя Законов, 1271) в Норвегии отменялась кровная месть и утверждалось обязательное законное правосудие; что характерно, вместе с королем этот закон был принят «учеными мужами страны, лагманами, архиепископом и клиром». Уже с конца эпохи викингов, судя по сагам, кровная месть стала постепенно, медленно заменяться вирой. Во всяком случае, это заметно в отношении древнего правила, согласно которому преступника можно было безнаказанно убить на месте преступления. Теперь вместо этого все чаще предпочитали взять виру.