Борис Кузнецов - «Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов

Единственный тяжелый авианесущий крейсер в составе Военно-морского флота РФ «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов».

В материалах расследования есть заключение экспертов, которые утверждают, что руководство флота неправильно выбрало район проведения учений, в частности они указывают на мелководье. Вот что сообщает в рукописи вице-адмирал Валерий Рязанцев:

«Морские районы подводных лодок были определены таким образом, что, выполняя боевые упражнения, каждая АПЛ могла получить серьезные повреждения от учебного оружия соседней подводной лодки. Одной из атомных подводных лодок была назначена глубина погружения больше, чем имеющиеся в районе отличительные глубины (отличительные глубины — глубины возвышенностей морского дна, которые резко отличаются от окружающих глубин и которые создают опасность для мореплавания). „К-141“ „Курск“ запланировали морской район, который не предназначался для совместного плавания противолодочных надводных кораблей и атомных подводных лодок».

Действительно, средние глубины Баренцева моря в этом районе составляет 110 метров. Если условно поставить «Курск» в месте катастрофы на попа, винтами на дно, его нос будет возвышаться над водой метров на 40. Очевидно, что для лодки подобных габаритов выбранный командованием район боевых действий мелковат. Инструкция по управлению атомной подводной лодкой гласит, что минимальная глубина под килем субмарины должна составлять 40 метров, а при скорости свыше 12 узлов -100 метров и больше. В целом для нормального маневрирования глубина не должна быть меньше 220 метров.

Впрочем, реальные боевые действия могут развернуться и на небольших глубинах. Например, в Чукотском море, где средняя глубина — 88 метров. А если необходимо пройти подо льдом? Разве не нужно обучать моряков плавать на небольших глубинах, характеризующихся эффектом снижения шумности подводных лодок? И как оценивать действия легендарного Александра Маринеско, который во время войны с Германией, вопреки всем действующим инструкциям и нормативам, атаковал вражеские корабли со стороны берега на малых глубинах и добивался выдающихся результатов? [20]

Как бы то ни было, но глубоководный район существенно затруднил бы поисково-спасательную операцию. А так шанс был, но его бездарно упустили. Нет, я не призываю нарушать руководящие документы. Претензия по выбору полигона вполне справедлива. Но, может быть, стоит вернуться к суворовскому принципу и обучать личный состав действовать в условиях, максимально приближенных к боевым?

В этом отношении любопытно мнение генпрокурора, которое он изложил в своей книге: «Полигоны, на которых было запланировано проведение учений, являлись штатными и отвечали мерам безопасности. Подводные лодки проекта 949А ранее неоднократно принимали участие в учениях на этих полигонах, в том числе и в районе боевых действий № 1 (район учений), где в последующем погиб АПРК „Курск“. Выбор района действия для АПРК „Курск“ осуществлялся в строгом соответствии с базовыми документами. Каких-либо нарушений при выборе района действий АПРК „Курск“ допущено не было».

А вот что написал следователь Егиев в постановлении о прекращении уголовного дела (с. 17):

«Район действия АПРК „Курск“ РБД-1, по замыслу учения, включал часть полигонов боевой подготовки СФ, не предназначенных для совместной отработки задач боевой подготовки атомными подводными лодками и противолодочными надводными кораблями».

Следователь по особо важным делам ГВП Артур Егиев.

Вы кому верите — генпрокурору Устинову или следователю Егиеву? Я — Егиеву.

Хотя выбор полигона в причинной связи с гибелью корабля и экипажа не находится, но он позволяет понять, что «боевая учеба» — это лишь фикция, желание создать видимость боеспособности флота. Вообще-то «Курску» было запрещено погружаться на глубину более 290 метров при рабочей глубине 400 метров, а максимальной — 600 метров. Это ограничение, наложенное специалистами отдела безопасности мореплавания, водолазных и глубоководных работ Северного флота, связано с тем, что корабль не выполнял погружений на рабочую глубину в течение четырех лет.

О глубине моря в районе полигона можно было бы поговорить подробнее, и это имело бы правовое значение, если бы корпус «Курска» коснулся дна, что и стало причиной гибели. Но причина аварии — в другом. Поэтому оставим различные точки зрения по этому вопросу на усмотрение специалистов.

С 1998 года «Курск» не проводил обязательных ежегодных торпедных стрельб. Почему подводный крейсер первой линии [21]не занимался этим? Как можно вообще выполнять что-либо — прыгать в высоту, лететь в космос, участвовать в соревнованиях по стрельбе из пневматической винтовки — без тренировки? Мне, наверное, не дано это понять. В учениях участвовали также подлодки «К-119» и «К-410». Однако эти субмарины в море не выходили, а «громили» условного противника у пирса.

Позже Попов пояснил, что их участие было чисто теоретическим. Как бы виртуальным. Дескать, на базе «К-119» и «К-410» производили учебные пуски ракет, торпедные атаки, отслеживали движение «вражеских» авианосцев. Что это было? Очковтирательство? Или из-за недостатка средств командование приняло решение хоть как-то обучать экипажи? Не знаю. Но все эти учения представляются мне большим блефом.

А где был Главный штаб ВМФ, который не мог не знать, что руководители Северного флота произвольно изменили годовой план боевой подготовки? Очевидно, очковтирательство началось у нас с потемкинских деревень, а может, и раньше. В советское время создание видимости деятельности было весьма распространено.

Было это и на флоте. Было, есть, и, к сожалению, видимо, будет.

Я вспоминаю одно уголовное дело по факту разглашения одним из морских офицеров тактико-технических характеристик мини-подлодки «Пиранья» (проект 865), предназначенной для диверсионных и разведывательных целей.

Лодки, построенные в 1988-1 989 годах Адмиралтейским объединением тогда еще в Ленинграде, имели конструктивные недостатки, не позволяющие им выходить в море. Несмотря на это, две «Пираньи» были приняты в состав Балтийского флота, но из-за угрозы жизням моряков по указанию заместителя Главкома ВМФ СССР вице-адмирала Анатолия Кузьмина маленькие субмарины стоимостью несколько десятков миллионов рублей каждая были поставлены на пирс в порту Лиепая. А тем временем завод наклепал еще 18 заказанных флотом «малюток». Стоявшие на пирсе лодки были перекрашены в «спасательные цвета» и накрыты брезентом, со всеми атрибутами сохранения секретности, с часовым. На них составлялись планы боевой учебы экипажей, проходили доклады, присваивались звания.