Джон Бэлсдон - Женщины Древнего Рима. Увлекательные истории жизни римлянок всех сословий

«В добавление к мужчинам разного рода, Катилина, как говорят, привлек в это время некоторое число женщин, которые, чтобы удовлетворить свою удивительную страсть ко всему необычному, сначала продавали свою благосклонность; но теперь, когда эта страсть так и осталась неудовлетворенной, они состарились и не могли больше ее себе позволить и поэтому залезли в большие долги. Катилина верил, что их можно использовать для того, чтобы подбить рабов в Риме на восстание, поджечь город и вовлечь в заговор их мужей.

В число этих женщин входила и Семпрония, многочисленные преступления которой потрясли бы даже закоренелого преступника.

Хорошего происхождения, красивая, имевшая своих собственных детей, эта женщина не имела причин жаловаться на жизнь. Она хорошо знала греческую, а также латинскую литературу; ее пение и танцы были слишком профессиональны для благородной женщины, и она имела много других достоинств, которые помогали ей рассеяться.

Однако самоограничение и целомудрие ничего для нее не значили; трудно сказать, что она проматывала быстрее – деньги или репутацию. Еще до этого она часто не держала слова, лгала, чтобы не платить долгов, даже была пособницей убийц; и, не имея больше денег для оплаты своих причуд, полностью отдалась пороку. А ведь она была не глупа: писала стихи; была веселой; умела вести беседу (на языке ли гостиной или борделя), блистала остроумием и очарованием».

Сам Саллюст, похожий на злодея, который неожиданно увидел свет и совершенно преобразился, был буквально помешан на вопросах нравственности; однако это требует пояснения. Он утверждал, что в Риме существует общество высококлассных проституток-неудачниц (замужних дам), потерявших к тому времени свою былую красоту; и такие женщины дают взятки рабам, чтобы те подстрекали других к бунту, но все это, конечно, говорит о чрезмерно развитом воображении. А то, что Семпрония играла какую-либо роль в заговоре, опровергается молчанием самого Саллюста, и тем фактом, что ее имя не упоминается ни в одном из подробных рассказов об этом заговоре, дошедших до наших дней.

И как тогда объяснить этот ядовитый портрет Семпронии? Была ли она последней представительницей уважаемого когда-то дома, дочерью и последним выжившим ребенком Г. Гракха, ставшего в 123 году до н. э. революционным трибуном? И был ли Децим Брут, один из убийц Цезаря, ее незаконным сыном от самого Цезаря, а вовсе не сыном ее мужа? К таким догадкам прибегают ученые, пытаясь объяснить, почему Саллюст описал ее такой злодейкой.

Но чем бы мы это ни объясняли, портрет Семпронии очень ярок. Тацит ценил его так высоко, что даже позаимствовал для своего описания Поппеи. Напомним, что Семпрония была женой бывшего консула, который в 63 году до н. э. был еще жив и, по неизвестной причине, не считал нужным с ней разводиться. Так что вполне вероятно, она действительно была очень талантливой женщиной, в чем вынужден был признаться Саллюст, однако ее испорченность он сильно преувеличил.

Была еще одна женщина благородного происхождения, которую звали Фульвия – нам неизвестно, была ли она замужем, – которая сыграла в заговоре Катилины не последнюю роль. Она была любовницей Кв. Курия, мужчины, который опозорил одно из самых уважаемых римских имен. В 70 году до н. э. он был изгнан из сената цензорами и, подобно всем разочарованным людям, потерпевшим в жизни неудачу, в 63 году до н. э. присоединился к заговору Катилины. О Фульвии, по крайней мере, можно сказать, что она считала план убийства консула Цицерона неосторожным. Поэтому заставила Курия изменить свои показания, пообещав ему богатое вознаграждение, которое ненавидевший его Цезарь в конце концов убедил сенат не выдавать. В идеальном мире Фульвия усвоила бы полученный ею урок и стала бы жить честно; но – увы! – мы снова встречаем ее через одиннадцать лет в качестве одной из главных участниц вечеринки в борделе, на которую был приглашен тесть Помпея Кв. Метелл Сципион, консул в 52 году до н. э.

Но следует признать, что в общественной жизни республики было много и замечательных женщин. Такой была еще одна Фульвия.

Это одна из немногих римских женщин, внешний облик которой нам известен, ибо, скорее всего, на одной из монет Антония она изображена в виде богини победы. Эта амазонка была женой Клодия, молодого Курио и Марка Антония по очереди. Во всех браках она проявила себя хорошей женой и родила нескольких детей [6] От Клавдия она родила сына и дочь Клавдию, которая с 43 по 41 г. до н. э. была помолвлена с Октавианом. От Курия – сына, который сражался в войске Антония в Актиуме и был казнен Октавианом после боя; от Антония – двух сыновей. Марка Антония Октавиан выбрал в женихи своей дочери Юлии. В 36 г. до н. э. тот стал его зятем и был убит в 31 г. до н. э., после Актиума. Иулл Антоний позже женился на племяннице Октавиана Марцелле, в 10 г. до н. э. стал консулом и был казнен во 2 г. до н. э. за участие в заговоре Юлии. . И, если в последние четыре года жизни она превратилась в мегеру, то это была мегера, бесконечно преданная мужу. После убийства Цезаря в 44 году до н. э. она приняла сторону Антония и жила, проматывая богатства Цезаря. Осенью вместе с Антонием Фульвия была в Бриндизи и смотрела, как рубят головы мятежным центурионам.

Весной, когда Антоний уехал в Галлию, Фульвия осталась в Риме и умоляла влиятельных политиков не объявлять ее мужа врагом народа. В 43 году до н. э. был создан триумвират, и Фульвия отказалась выступить в защиту тысячи четырехсот женщин, состоявших в браке с мужчинами, которые подверглись гонениям. Триумвиры требовали от них непомерных выплат. До и после Филиппов она была агентом Антония в Италии; а потом, вместе с братом своего мужа, который, несомненно, находился у нее под каблуком, командовала армией недовольных в битве с Октавианом. Мы до сих пор можем разобрать оскорбления, которые нацарапали на камнях осаждавшие Перуджу солдаты Октавиана. Они метали эти камни в город с помощью пращей. В книге Марциала можно прочитать грубые высказывания самого Октавиана в адрес амазонки, которая командовала защитниками города. Но когда война закончилась, с ней обошлись хорошо и разрешили присоединиться к Антонию в Афинах. Почти сразу же после этого он уехал в Италию на переговоры с Октавианом; и в 40 году до н. э. в Бриндизи до него дошла весть, что Фульвия умерла в Греции.

Нет ничего удивительного, что писатели того времени и более поздних эпох упоминали о ней без особой симпатии. Мог ли Цицерон не поливать грязью женщину, у которой первым мужем был Клодий, а последним – Антоний? Современные историки любят Фульвию не больше Цицерона. Однако нельзя отрицать, что это была выдающаяся женщина, которая впервые в римской истории сыграла роль жены правителя государства. Лучше всех историков, древних и современных, ее величие осознал Шекспир: