Джон Бэлсдон - Женщины Древнего Рима. Увлекательные истории жизни римлянок всех сословий

С течением времени в этих законах начали искать лазейки, и некоторые достойные супруги, у которых (не по их вине) не было детей, стали по приказу императоров – которые часто сами оставались бездетными – получать почетное право родителей троих детей. Домициан наградил им Марциала, который не имел даже жены.

Тем не менее родители, воспитавшие троих или более детей, испытывали законное чувство гордости. Марциал в своих эпиграммах бичевал эротизм и пресмыкательство перед сильными, а также сексуальные извращения и порчу своей внешности (имея в виду парики или крашеные волосы, а также вставные зубы), но порой он посвящал элегантные поздравительные стихотворения своим друзьям. Такое стихотворение получил от него к свадьбе Пуденс; когда же его жена родила третьего ребенка, Марциал прислал ему другое. Жену Пуденса звали Клавдией Руфиной, которую считали римлянкой или гречанкой, хотя на самом деле ее предками были бритты.

«Благословите ее, боги, за то, что она, плодовитая жена, родила детей своему верному супругу и что она, совсем еще не старая женщина, благодаря своим сыновьям сможет обзавестись еще и невестками. И пусть же позволят ей верховные боги насладиться одним лишь супругом и вечно радоваться трем своим сыновьям».

Дети приносили в дом счастье; римляне, вероятно, любили детей не менее сильно, чем современные итальянцы, и, вполне возможно, так же сильно их баловали. В одном из произведений Лукреция есть строки, в которых говорится о том, что счастье может быть мгновенно уничтожено смертью. Он рассказывает об успешном молодом отце, который гордится своей должностью, и о том, с какой радостью встречают его дома красавица жена и обожаемые дети, прибегающие обнять его. До нас дошло огромное число эпитафий, в которых родители из простых семей оплакивают безвременную смерть своих детей.

Отношения матери к своей дочери были в целом более близкими, чем к сыну. Их связь никогда не прерывалась и была такой же тесной, как и в современной Италии. А когда дочь собиралась замуж и готовилась к свадьбе, женщины делились между собой самыми интимными вещами.

Тем не менее были случаи, когда матери проявляли большую заботу об образовании своих сыновей. Интересно отметить, что во времена республики жили три матери, которые прославились тем, что воспитали трагически погибших сыновей: Тиберия и Гая Гракхов, Сертория и Юлия Цезаря. Другую римскую матрону, внучка которой стала женой писателя, помнят благодаря ее взглядам на образование. Это была мать Агриколы, семь лет правившего Британией, при котором римская армия впервые вторглась в Шотландию. Когда он был студентом, она мудро посоветовала ему завершить изучение философии в Университете Марселя (Массилии), поскольку ей казалось, что его горячий интерес к ней может помешать его карьере на общественной службе.

Считалось, что в первые годы республики отцы приводили на заседание сената своих юных сыновей, чтобы те с ранних лет привыкали к его атмосфере, поскольку в будущем им предстояло участвовать в его работе. Не всем, должно быть, нравилось ходить в сенат, но был один мальчик, Папирий, который, если верить легенде, не позволил скуке убить в нем чувство юмора. Эта история рассказывает нам о ненасытном любопытстве женщин, она очень нравилась Катону. Именно благодаря ему мы о ней и узнали; он рассказал ее легионерам в 167 году до н. э.

Заседание сената, на которое отец привел юного Папирия, было отложено до наступления ночи, чтобы никто из римлян не узнал, какой вопрос на нем обсуждался и чем закончилось голосование.

Когда юный Папирий вернулся домой, его мать, очень любопытная женщина, спросила, что обсуждал сенат. Он ответил, что ему велено молчать об этом, но такой ответ ее не удовлетворил. Она приставала к нему с вопросами, и, чтобы избавиться от них, мальчик придумал смешную историю. «Сегодня обсуждали такой вопрос, – сказал он, – что лучше для общества – чтобы мужчина имел двух жен или женщина – двух мужей?» В ужасе от услышанного мать выскользнула из дома и тут же рассказала об этом всем своим замужним подружкам, а те – своим. В результате этого, когда сенаторы на следующее утро подходили к Дому сената, дорогу им преградила толпа истерически вопивших женщин: «Это жена должна иметь двух мужей, а не наоборот!» Сенаторы решили, что женщины сошли с ума, но, дойдя до зала заседаний, узнали, в чем дело. Юный Папирий рассказал им о своем ответе матери. И они, вполне резонно, постановили не водить больше мальчиков в сенат, а Папирию, в награду за его остроумие, присвоили прозвище Претекстата [29] Это означает, что это был очень умный мальчик; ибо мальчики и магистраты носили toga praetexta (став взрослыми, они облачались в toga virilis). . Именно так, если верить этой легенде, одна из ветвей семейства Папириев получила свое прозвище.

Мы уже упоминали о том, что в поздней республике и ранней империи жены римских политических деятелей имели возможность разделять их политические интересы. Неожиданная угроза изгнания, возникшая в конце 43 года до н. э., позволила выявить тех, кто был тесно связан с попавшими в опалу людьми, самые худшие и самые лучшие их черты. Многие жены богатых и знаменитых римлян поставили на карту свою жизнь в надежде спасти от смерти мужей. Жены продемонстрировали самую искреннюю преданность; отпущенники – вполне приличную, рабы – небольшую, а сыновья – вообще никакой, писал Валерий Патеркул. Нам известна ужасная судьба неизвестной женщины, которую обычно называют Турией, хотя нет никаких причин утверждать, что ее звали именно так. Мы узнаем о ней потому, что сохранилось длинное обращение, которое после ее смерти оставил муж, – обращение к ней самой, в виде надписи на камне, установленном рядом с ее могилой. Трудно поверить, что в Риме могла жить более благородная, более мягкая – и одновременно более мужественная – женщина. Ее мать и отец погибли, вероятно, от рук своих рабов, в сельском доме в 49 году до н. э., когда ее муж воевал в заморской стране. Она добилась, чтобы убийцы пошли под суд. Потом, когда ее попытались лишить наследства, она умело расстроила все эти происки. Позже вернулся Фарсал, ее суженый, и они поженились. Но он был республиканцем и в 43 году до н. э. попал в опалу. Благодаря ее смелости Фарсалу удалось бежать из Рима. Когда, после битвы при Филиппах, Октавиан его помиловал, она встала на колени перед Лепидом, который управлял Римом, и стала умолять этого негодяя выполнить обещание, данное Октавианом, и простить ее мужа. После этого они сорок один год жили счастливо и спокойно, только детей у них не было. Эта великодушная женщина считала, что во всем виновата она, а не ее муж. Она стала упрашивать его развестись с ней, оставить у себя всю ее немалую собственность, жениться во второй раз и позволить ей жить в его семье в качестве сестры и второй матери будущих детей. «Должен признаться, – пишет он, – что в этом месте я взорвался; я совсем обезумел; я был так поражен твоим предложением, что долго не мог успокоиться. Мысль о том, что тебе могла прийти в голову идея перестать быть моей женой, тебе, которая не бросила меня, когда я был в ссылке, привела меня в ужас. Разве при такой верности отсутствие детей имеет какое-нибудь значение?» Стоит ли говорить, что Турия обладала всеми добродетелями, которыми, по мнению римских авторов, должна была обладать настоящая римская жена, и к тому же таким достоинством, как великодушная настойчивость (если ей не мешали в этом муж и брат мужа), с которой она наделяла своих молодых кузин и племянниц, выходивших замуж, приданым. Уорд Фаугер, английский ученый, обладавший богатым воображением, предполагает, что если бы первым умер ее муж (а он очень горевал, что не ушел раньше ее), то она сделала бы точно такую же трогательную надпись на его могиле, полную искренней любви к нему. Более того, из этой надписи становится ясно, что они были счастливы не только в браке. Сестра Турии и ее муж, которого звали Ц. Клувий, искренне их любили.