Эдуард Фавр - Эд, граф Парижский и король Франции (882-898)

Господам Габриэлю Моно и А. Жири с сердечной признательностью

Царствование, которое я собираюсь рассмотреть, — не более чем эпизод в истории упадка Каролингов. Эд начал свое поприще с подвига, который представляется высшей точкой так называемого «военного или героического периода» [1] Luchaire A. Histoire des institutions monarchiques de la France sous les premiers Capétiens (987–1180). Paris: Impr. nationale, 1883. 2 vol. T. I. P. 3. истории Робертинов; но вскоре ощущение, что он неспособен преодолеть внутренние трудности, похоже, охладило его первоначальный пыл и сделало тяжелей скипетр в его ослабевшей руке.

В течение этих десяти лет (888–898) не было создано ничего, что имело бы отношение к институтам; упадок Империи, развитие феодальной системы продолжались, какой бы государь ни занимал престол. Царствование Эда было абсолютно каролингским; его ничто не отличало от царствований Карломана или Карла III. Но совсем иное значение имело оно с точки зрения династической: престижу и незыблемости власти потомков Пипина и Карла Великого был нанесен смертельный удар. Западная империя распалась на части; на трон, которому предстояло стать троном Франции, взошел новый человек; тем самым он создал прецедент. Известный афоризм гласит: «В составе царствующих домов есть лишь один безродный выскочка — это их основатель» [2] Henri d'Orléans duc d'Aumale. Lettre sur l'histoire de France adressée au prince Napoléon. Bruxelles: Impr. de L. Lignier, 1861. P. 3. ; значение Эда было значением основателя. Если он не создал никакого нового института, то по крайней мере в течение своего правления он придал отчетливую форму той власти, которая до него была еще размытой, — власти герцога франков; он закрепил за своей семьей эту власть, давшую доступ к трону.

Понятно, что, изучая истоки династии, занявшей столь большое место в истории десяти последних веков, историк должен обратиться к некоторым вопросам, ответы на которые могли бы исказить патриотизм или партийный дух, равно неуместные; я полагаю, что рассмотрел проблемы происхождения Робертинов и отношений Эда и Арнульфа со всей беспристрастностью, какой только можно пожелать, — залогом этого служит мое гражданство [3] Эдуард Фавр был не французом, а швейцарцем (Прим. пер.). .

Последние годы IX в. были чрезвычайно беспокойным временем; дипломы этого периода встречаются редко, анналы и хроники по большей части фрагментарны или не слишком точны. Порой наш герой исчезает на долгие месяцы, и выяснить его местоположение не удается. Еще менее известны биографии второстепенных персонажей драмы; я не пытался заполнить лакуны в жизненном пути короля рискованными домыслами, не объединял несколько персонажей-тезок, чтобы составить более полную биографию, приписывая одному лицу поступки нескольких. В очень редких случаях, утратив надежду точно выяснить факты, я заменял их научно обоснованным и здравым предположением. Я гнал от себя ту ложную уверенность, какую порой усваивает ученый, работающий над материалом об этих темных временах, и которая очень часто объясняется просто тем, что он устал от поисков.

Источники, к которым я обращался, слишком известны, чтобы существовала необходимость рассматривать их подробно. Ограничусь несколькими словами об основных из них.

«В Средние века, чтобы на свет появились исторические сочинения, требовалось какое-то исключительное событие либо влияние некоего выдающегося человека. Поэтому в исторической литературе постоянно обнаруживаются лакуны, повествование имеет прерывистый характер. Оно всецело зависит от политической жизни: когда она становилась вялой или слишком бурной, сводясь к столкновениям, жестоким по характеру, но мелким по целям, уже не находилось никого, чтобы о ней рассказать» [4] Monod G. Études sur l'histoire de Hugues Capet // Revue historique. 28 (1885). P. 242. . Если эта альтернатива в эпоху, исследование которой предпринимаю я, действительно встречалась слишком часто, то, с другой стороны, осада Парижа была как раз одним из событий, которые можно считать исключительными; поэтому она вызвала к жизни поэму Аббона, монаха из Сен-Жермен-де-Пре, который пережил осаду [5] Перц в своем предисловии отождествляет Аббона с тем священником, который держал крест над пламенем (L. II. V. 300–302); эта гипотеза сомнительна. и сочинил на ее сюжет поэму из трех книг. Третья книга была добавлена исключительно затем, чтобы достигнуть числа Троицы [6] Épitre dédicatoire // Abbon. Le siège de Paris par les Normannes en 885 et 886… P. 62–63. , и никакого исторического значения не имеет. Первая книга и вторая до стиха 451-го посвящены осаде Парижа; рассказ, который они содержат, очень точен, и его постоянно подтверждают «Ведастинские анналы»: содержание обоих текстов на удивление совпадает, хотя по стилю они очень различны, ведь один написал скупой на слова анналист, а другой — стихоплет, проникнутый духом выродившегося классицизма, пафос которого подпитывала память о перенесенных им страданиях.

Поэма Аббона посвящена осаде Парижа, а не Эду, который до смерти Гозлена и даже после своего восшествия на престол занимает в повествовании очень немного места. Вся книга I и первый 451-го стих книги II были написаны после осады и во время восшествия Эда на престол. Если принять во внимание очень высокую точность в деталях, сдержанность, с какой Аббон высказывается о позорном договоре, заключенном императором под Парижем, было бы соблазнительно полагать, что эта первая часть поэмы была почти целиком написана в царствование императора Карла III, сразу же после осады. Правда, Эд почти с самого начала характеризуется как будущий король [7] L. I, v. 43 и 489; 1. II, v. 163: «rex futurus» или «venturus». , но разве не мог Аббон добавить это определение в ходе последней редакции поэмы? Так или иначе, книга I и первые стихи книги II были написаны самое позднее в начале 888 г.

Когда осада закончилась и Эд стал королем, рассказ Аббона полностью изменил свой характер, он сделался уклончивым, а хронология — запутанной. Первая часть поэмы завершается стихом 451-го о восшествии Эда на престол (888 г.). Потом (стихи 452–453) Аббон упоминает первый поход Эда на аквитанцев, имевший место в 889 г.; далее (стихи 453–464) возвращается в 888 г., говорит об осаде Mo норманнами и язвит Эда стрелами своей иронии; в стихе 467 и следующих он говорит о мире, который Эд заключил с норманнами под Парижем в 889 г. Перечислив, таким образом, не самые славные деяния своего героя, он возвращается к его подвигам [8] «Expediamus abhinc dignos Odoni triumphos» и рассказывает о битве при Монфоконе, а потом о походе в Аквитанию в 893 г. Наконец, он говорит несколько слов о борьбе между Эдом и Карлом Простоватым, но, поскольку его герой больше не совершает блестящих деяний, он отказывается воспевать Эда. Всю эту часть поэмы Аббон сочинил после 895 г. [9] Он говорит о союзе между Цвентибольдом и Карлом Простоватым, который был заключен в 895 г. (1. II, v. 580). и раньше смерти Эда [10] L. II, v. 616. . Он осыпает Эда упреками (1. II, vers 588 et suiv.) как государя, гнева которого больше не боится, потому что скипетр выпадает у того из рук. В этой второй части книги II Аббон не говорит ни об отношениях Эда и Арнульфа, ни о противодействии Фулька, ни о казни Валькера; он торопится закончить поэму, сожалея, что вернулся к ней. Нам кажется, что первоначально он собирался закончить ее на стихе 451-го [11] «Sic uno ternum congaudet ovamine regnum». . Возможно, он нашел, что вторая книга слишком коротка по сравнению с первой, и это соображение побудило его продолжить. Поэт, написавший третью книгу, чтобы достичь числа Троицы, был вполне способен удлинить вторую ради того, чтобы удовлетворить потребность в симметрии.