Ярослав Шимов - Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада

Наследство братьев перешло к следующему по старшинству — Онфруа, которому в 1050-е годы пришлось сражаться как с византийцами, так и свойском папы Льва IX, настроенного против нормандцев. Летом 1053 года нормандцы одержали при Чивитате решительную победу и даже взяли на некоторое время папу в плен, в результате чего тот был вынужден признать графское достоинство Онфруа д'Отвиля. В 1057 году, когда Онфруа умер, Роберт Гвискар, действовавший до этого в Калабрии («носок итальянского сапога»), стал преемником брата, лишив наследства своих племянников, сыновей Онфруа. К тому времени на юге Италии сложились два оплота нормандской власти: Мельфи в Апулии, где закрепились Отвили, и Аверса, где правили наследники Райнульфа Дренго. К слову, нравы нормандцев ни в коей мере не стоит идеализировать: своих успехов они добивались столь жестокими методами, что, как отмечает Фердинанд Шаландон, «ненависть жителей Италии к нормандцам достигла такой степени, что невозможно было ни одному из них, даже паломнику, остановиться в итальянском городе без того, чтобы не быть похищенным, ограбленным, избитым, закованным в кандалы — и еще считаться счастливцем, если ему удалось умереть в тюрьме» {165} 165 Chalandon F. Histoire de la domination normande en Italie et en Sicilie. Paris, 1907. Vol. I. P. 124. .

Но вернемся к Роберту Гвискару. Он недаром носил свое прозвище. Вместе с Ричардом из Аверсы он ловко использовал борьбу различных фракций за папский престол в Риме. Если до сих пор папы предпочитали не вступать в союз с нормандцами, которых считали слишком буйными и опасными, то в 1059 году Николай II, оказавшись без поддержки императора, которому не нравились начатые церковные реформы, резко изменил тактику. Он торжественно направился в Мельфи, где провел церковный синод. Папа не только примирился с лидерами нормандцев, но и возвел Роберта в герцогское (dux) достоинство, а Ричарду присвоил титул князя Капуанского. Оба принесли папе присягу, положив тем самым начало правовой традиции номинального подчинения Риму нормандских владений на юге Италии. (Эта традиция переживет и Отвилей, и Гогенштауфенов, и именно на нее будет опираться Карл Анжуйский в качестве обоснования своих претензий на корону Сицилийского королевства.) Характерно, кстати, что Роберт Гвискар был признан герцогом не только Апулии и Калабрии, но и еще не завоеванной им Сицилии. Более того, папа распоряжался тем, что ему фактически не принадлежало: раздавая уделы на юге Италии, он опирался лишь на упоминавшийся в предыдущей главе «Константинов дар» — фальшивку, призванную оправдать политические притязания Рима.

Как у папы, так и у его новых вассалов были причины быть довольными соглашением: «Папа обнаружил, что, признав нормандцев, он открыл для своей интервенции все районы юга Италии, находившиеся под их контролем. Нормандские лидеры позволили епископствам своих главных городов, Мельфи и Аверсы, перейти под прямое управление Рима… [Но] в 1059 году ни одна из сторон не могла предвидеть, что ждет их дальше. Краткосрочные практические выгоды [союза] были очевидны, но, скорее всего, обе стороны не задумывались над тем, насколько долговременным будет этот союз» {166} 166 Matthew D. Op. cit. P. 16. . Действительно, имея дело с таким правителем, как Роберт Гвискар, умело сочетавший военную силу с искусством дипломатических комбинаций, сложно было рассчитывать на какие-либо гарантии. В свою очередь, на папский престол вскоре взошел Григорий VII, талантливый, но фанатичный реформатор, не склонный к политическим компромиссам. В результате на протяжении десятилетий взаимоотношения нормандцев и Рима были очень непростыми. Но после разрыва в 1070-е годы, когда папа Григорий даже отлучил Гвискара от церкви, союз был восстановлен, а в 1084 году, спасая папу от его главного врага, императора Генриха IV, Роберт захватил, разграбил и сжег Рим — так, как Вечный город не разорял никто со времен вандалов в V веке.

Византийская принцесса Анна Комнина в своем труде «Алексиада», посвященном жизни ее отца, императора Алексея I (правил в 1081-1118), оставила описание внешности и характера Роберта Гвискара, который производил большое впечатление даже на своих противников: «Роберт… был выдающимся полководцем, обладал острым умом, красивой внешностью, изысканной речью, находчивостью в беседе, громким голосом и открытым нравом. Он был высокого роста, всегда с ровно остриженными волосами на голове и с густой бородой. Роберт постоянно стремился блюсти нравы своего племени и до самой кончины сохранял свежесть лица и всего тела. Он гордился этими своими качествами; благодаря им его внешность могла считаться достойной владыки. Он с уважением относился ко всем своим подчиненным, а особенно к тем, которые были наиболее ему преданы. В то же время Роберт был очень скуп, корыстолюбив… да к тому же чрезвычайно тщеславен» {167} 167 Комнина Анна. Алексиада. СПб., 1996. С. 187 . Как сказали бы сегодня, это портрет харизматического лидера — и нет оснований удивляться тому, что Роберту Гвискару удалось сделать столь выдающуюся карьеру.

С 1060 года в истории нормандской экспансии в Италии открывается новая глава — пришельцы переправляются через Мессинский пролив и начинают завоевание Сицилии, уже пару веков принадлежавшей арабам. Любому, кто рассчитывал тогда закрепиться в Центральном Средиземноморье и обладать там военно-политическим и экономическим влиянием, без Сицилии было не обойтись. «Положение Сицилии, отделенной в одном месте лишь двумя милями от Италии и менее чем ста милями от Африки, сделало остров опорным пунктом между Европой и Африкой и водоразделом, делящим Средиземноморье на восточную и западную части» {168} 168 Priviter J.F. Sicily. An Illustrated History. NY, 2002. P. 3. . Кроме того, нормандская экспансия к тому времени приобрела свою логику, которая также подталкивала этих выходцев с севера к покорению острова: «Сицилия, зеленая и плодородная, лежащая едва ли в трех или четырех милях от материка, была не только очевидной целью и естественным продолжением того великого продвижения на юг, которое привело норманнов из Аверсы к южным границам Калабрии; она являлась логовом сарацинских пиратов, чьи набеги… постоянно угрожали прибрежным городам юга и запада. Пока Сицилия оставалась в их руках, как мог герцог Апулии обеспечить безопасность своих вновь утвержденных владений?» {169} 169 Норвич Дж. Нормандцы в Сицилии. Второе… С. 145–146.

У Гвискара было полно забот как в Апулии, так и в более далеких краях — на греческом побережье, куда к концу жизни старый герцог распространил свою экспансию. Роберт воевал почти непрерывно — то с мятежными соплеменниками, то с соседними лангобардскими князьями, то с византийцами. В Калабрии же и особенно на Сицилии все большим влиянием пользовался его младший брат Рожер (по возрасту скорее годившийся Гвискару в сыновья), который ловко использовал распри между арабскими эмирами на острове. Нормандцев было по-прежнему мало — Рожер редко выступал во главе войска, насчитывавшего более 3-4 тысяч воинов. Но они сражались искусно, а после того, как Рожер первым среди нормандских предводителей стал использовать осадную технику, сицилийские города начали сдаваться ему один за другим. К тому же местное население, значительную часть которого составляли греки, жившие на Сицилии с античных времен, испытывало к нормандцам — хоть и латинянам, и свирепым варварам, но все же христианам — определенные симпатии.