Александр Пыжиков - Грани русского раскола

При этом со времен Екатерины II государство, побуждаемое прагматикой и просветительством, прекращает давление на раскол и пытается встроить его в свои планы. В результате политику властей по отношению к этой – значительной – части общества все больше определяют фискальные задачи, а миссионерская нетерпимость архиереев перестает отвечать устремлениям правительства. Напомним, что, начиная с правления Петра I, епископские кафедры в России занимали выходцы из киевской духовной школы, относившиеся к старообрядчеству с нескрываемой враждебностью. Постепенная их замена во второй половине XVIII столетия на великороссов позволила государству попытаться проводить политический курс, вошедший в историю под названием единоверия. Его разработка относится к 1780-м годам, когда отмена для раскольников двойного оклада [4] Уплата обычной подушевой подати, которой при Петре I стало облагаться все население страны, с раскольников, т.е. лиц, объявивших себя приверженцами старой веры, бралась в двойном размере. Отсюда и понятие двойного оклада. интенсифицировала поиск возможности соединить две ветви православия. Обратиться к Екатерине II с просьбой дать старообрядцам приемлющим священство архиерея принадлежала графу А.И. Румянцеву-Задунайскому и князю Г.Р. Потемкину В своих контактах со староверческими лидерами Стародубья эти влиятельные деятели екатерининской эпохи обещали поддержать эту идею [5] См.: Шлеев С. Единоверие в своем внутреннем развитии. М., , 2004. С. 27-28. . Однако, при претворении ее в жизнь камнем преткновения стало то обстоятельство, что раскольники выступали за подчинение непосредственно гражданским властям, не желая находиться в ведении Синода и епархиальных администраций [6] Разработка принципов единоверия шла довольно трудно. К примеру, переговоры со стороны старообрядцев возглавили лидеры Рогожского кладбища в Москве, которые выступали как поверенные других регионов страны. Но власти оспаривали право такого представительства. К тому же, как выяснилось, раскольники при молении за Павла I не соглашались именовать его императором, а лишь царем, поскольку только эта форма соответствовала старопечатным книгам. См.: Прот. Жмакин В.И. Эпизод из истории единоверия // Христианское чтение. 1903. Ч. 2. С. 10. . Тем не менее, в 1800 году уже при императоре Павле I, единоверие было учреждено в качестве особой организационной формы для раскольников, согласных войти в подчинение Синоду с сохранением своих дониконовских обрядов. Иными словами, обязательство принимать священство от господствующей церкви позволяло сохранить древний богослужебный чин.

Данное решение выражало принципы, присущие просвещенному абсолютизму. Исходя из этого политического курса, власти относились к староверию как к политически неопасному, но все же культурно чуждому явлению. И Пугачевский бунт не поколебал, а, напротив, укрепил такое отношение. Власти осознавали: отчуждение правящего класса от собственного народа необходимо преодолеть. Для этого требовалось, прежде всего, нивелировать старообрядческую идентификацию простонародья, проведя его через школу гражданского воспитания, каковой в ту эпоху являлась господствовавшая церковь [7] Подробнее о просветительской политике по отношению к расколу в обстоятельной монографии российского исследователя А. Ряжева. См.: Ряжев А.С. «Просвещенный абсолютизм» и старообрядцы: вторая половина XVIII – начало XIX века. Ч. 2. Тольятти; М., 2006. . Как известно, попытки властей навязать единоверие мало к чему привели: раскольничьи массы оказались не расположены к подобному устройству своей церковной жизни. К тому же гражданская и духовная администрации с введением единоверия сочли свою конструктивную миссию по отношению к старообрядчеству в основном исчерпанной.

В первой половине XIX века «раскольничья» тема в российских элитах вне единоверческого контекста практически отсутствует. Даже оппозиционные декабристские общества, вобравшие весь цвет высших слоев, не видели ни раскола, ни его потенциальных возможностей. В наиболее значимом документе движения – «Русской правде» П.И. Пестеля – касательно религии сказано лишь о свободе различных вероисповеданий, но при господстве в государстве греко-российской веры; упоминалось об униатстве как «слабом остатке Флорентийского собора». А о расколе – ни слова. И там, где превозносится ополчение К. Минина, освободившее Русь (столицей государства объявлялся Нижний Новгород), знамена старой веры тоже не упомянуты. Примечательно, что документ признает за духовенством государственный статус, так как именно оно обязано, по мнению автора, заниматься воспитанием всех граждан. Но в целом же здесь явственно ощущается республиканский дух: равенство всех перед законом, уничтожение сословий и т.д. Те же просветительские тона преобладают и в «Православном катехизисе» С.И. Муравьева-Апостола. Тема раскола в нем вообще вряд ли могла появиться, поскольку назначение этого труда заключалась в обосновании несоответствия монархии Божьему закону, борьбы с тиранией и т.д. [8] См.: Пестель П.И. Русская правда. Наказ Временному Верховному Правительству. СПб., 1906. С. 171-172, 239; Муравъев-Апостол С.И. Православный катехизис // В кн.: Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. Т. 2. М., 1952. С. 191-193. Искренне действуя во имя России, намереваясь облагодетельствовать страну, представители ее элиты слабо представляли, чем и как живет народ. Источником декабризма служило европейское просвещение в масонских «одеждах», именно с ним связывались проекты необходимых преобразований.

Тема раскола осталась за рамками многотомных исторических изданий концептуального характера, которые появились в России в конце 20-х – начале 30-х годов XIX века. Так, «История государства Российского» Н.М. Карамзина доведена только до Смутного времени (начало XVII века). А весь материал сконцентрирован вокруг деятельности царей и их приближенных; другие же сведения, в частности о жизни простых подданных, расценены как малозначительные или вовсе ненужные. Задуманная в пику труду придворного ученого «История русского народа» Н.А. Полевого обрывается на середине царствования Ивана Грозного. Поэтому попытки автора утвердить новые подходы к освещению, прежде всего, народной жизни, не затронули религиозной проблематики как таковой [9] В России «История» Полевого пользовалась значительно меньшей популярностью, чем «История» Карамзина, за которой оставалось первенство. Его труд читается гораздо интереснее и значительно легче. Характерно замечание А.С. Пушкина: «Желание отличиться от Карамзина слишком явно в г-не Полевом, и как заглавие его книги есть не что иное, как пустая пародия заглавия «Истории государства Российского», так и рассказ г-на Полевого слишком часто не что иное, как пародия рассказа историографа». См.: Пушкин А.С. История русского народа, соч. Николая Полевого. Т. 6. М., 1962. С. 37 // Собр. соч. в 10-ти томах. М., 1959-1962. .