Клара Пинта-Коррейа - Возвращение ненормальной птицы.Печальная и странная история додо

[У утопийцев] ... несмотря на равенство имущества, во всем замечается всеобщее благоденствие. ... я делаюсь более справедливым к Платону, ... Этот мудрец легко усмотрел, что один-единственный путь к благополучию общества заключается в объявлении имущественного равенства ... если каждый на определенных законных основаниях старается присвоить себе сколько может, то, каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим; а они, разделив его между собою, оставляют прочим одну нужду ...3

В Утопии, которую изобразил Мор, каждый человек доставляет произведённое им на общий склад и получает оттуда согласно своим потребностям. Никто не просит сверх достаточного, ради безопасности и из желания предупредить жадность. В Утопии нет никаких денег, никто не покупает дёшево и не продаёт дорого: зло сделок, обмана и борьбы за собственность неизвестно. Каждая семья занимается и сельским хозяйством, и производством – как мужчины, так и женщины. Чтобы обеспечить достаточный уровень производства, от каждого взрослого человека требуется шесть часов работы в день. В Утопии существуют законы, но они просты и их немного. Если нарушен закон, ожидается, что гражданин будет отвечать по своему собственному делу, а нанимать адвокатов совершенно не позволяется. Хотя некоторые из видений Мора в отношении Утопии могут показаться читателям двадцать первого века репрессивными или безнадёжно наивными, во времена публикации книги его идеи были обращены к тем, кому было печально наблюдать сильно раздробленную, духовно измученную и социально развращённую Англию времён Генриха VIII.

Теперь, когда эти экзотичные и волшебные острова завладели воображением Европы пятнадцатого – восемнадцатого веков благодаря тому, что они действительно существовали, тот факт, что большинство из них было заселено и колонизировано к девятнадцатому веку, не уменьшал их привлекательности. Цветы, плоды, целые деревья, чучела носорогов и живые птицы из этих далёких уголков рая на земле наводнили европейские морские порты. Изобилие и многообразие этих образцов вначале способствовало формированию эйфористического представления о жизни, в которой были возможны все формы самовыражения Природы. Экзотические флора и фауна также дали сильный толчок вперёд пониманию и классификации живой природы, и в итоге помогли ввести и развить современное представление о таксономии.В ходе комбинации таксономии и геологии родилось понятие эволюции. Эволюция неявно включила в себя понятие вымирания, и десятилетием раньше, чем Дарвин издал «Происхождение видов…», такие учёные, как Стрикланд и Оуэн, заметили, что вымирание видов могло быть вызвано и человеком, а не только Богом или Природой. Для обоих учёных первым явным примером этого свежеоткрытого явления стал додо.Давайте, взглянем на внушительный багаж знаний о додо, унаследованный двадцатым веком. Додо был экзотической птицей весьма неправдоподобной внешности, жившей на небольшой группе тропических островов и больше нигде в мире. Впервые описанный в дневниках путешествий, которые в Европе с жадностью читали в шестнадцатом и семнадцатом веках, додо достиг зенита славы благодаря реальным путешествиям вроде тех, которые сделают знаменитым вымышленного Робинзона Крузо. Даже значительно позже времени исчезновения последнего додо он ещё продолжал жить, когда его существование было предметом яростных споров во время учёных баталий по вопросам таксономии и эволюции. И в итоге додо был, наконец, признан – впервые за долгую историю человеческой мысли – как жертва вымирания видов, вызванного человеческим вмешательством. Просто загляните в литературу. Мы получили от наших предшественников додо с монументальной тенью.Прежде всего, поскольку он был первым существом, вымирание которого было осознано людьми, додо превратился для нас в клише для чего-нибудь, что уже исчезло. Мы можем не знать всей истории, но мы знаем, что означает выражение «мёртв, как дронт»*. Всякий раз, когда мы это произносим, мы невольно воздаем должное важным событиям, которые привели Европу семнадцатого века к современной западной цивилизации.Тот факт, что додо стал символом, говорящим сам за себя, наглядно иллюстрируется такими исследованиями, как «Отступление додо: австралийские проблемы и перспективы 80-х гг.». Это небольшой трактат, анализирующий «стирание национальной самобытности», главы которого обращаются к таким темам, как «преобразованная Австралия», «изменения и противодействие» и «защита как предмет Веры». Третья глава, который касается «тирании прагматизма, игр-состязаний и ритуальной конфронтации», называется «Пути додо».4 Эпиграф к ней взят из поэмы Хиллари Беллок:

Жил додо в покое, не зная невзгод,И было так тысячи лет.Над родиной додо сияет восход,Но додо давно уже нет.5

* В русском языке это выражение как-то не прижилось, но в английском языке встречается. – прим. перев.

Эта книга посвящена переменам, как указывает автор в первом предложении предисловия, но переменам, которые анализируются с позиции главного вопроса: «Почему события, которые могли бы и должны бы случиться, оказываются не в состоянии случиться?» Всем без лишних слов ясно, что означает додо; восприятие метафоры настолько очевидно, что автор не чувствует потребности объяснять её.Другая прямая ассоциация со словом «додо» в наше время относится к глупости любого уровня, от благородного дикаря до неудачника. В первой половине двадцатого века эта ассоциация позволила английскому романисту Эдварду Фредерику Бенсону, сыну архиепископа Кентерберийского и одно время преподавателю в Афинах и в Египте, биографу королевы Виктории и кайзера Германии Вильгельма II, внесённому в энциклопедию «Кто есть кто» выпускнику Королевского колледжа, регулярно занимавшемуся гольфом, теннисом и коньками, члену лондонского клуба «Bath club», написать длинную серию романов о персонаже, образцом для которого послужил давно исчезнувший додо. Творческий порыв открыл роман «Додо». Успех книги вдохновил автора на продолжение серии: «Додо: подробности дня», «Дочь Додо», и «Чудеса Додо». Хотя Бенсон издал за свою жизнь более 100 книг, книги о «Додо» принесли ему известность среди последующих поколений*. В этих книгах Додо – женщина. И мы сразу понимаем, что эта женщина – «додо», даже если это всего лишь её имя. В «Чудесах Додо» Додо ищет для своей дочери Надин настоящего чистокровного мужа-англичанина. Несмотря на прилагаемые усилия, она постоянно смущает дочь и остальную компанию, англичан по крови, одним faux pas** за другим, потому что сама она не из Англии. Взгляните, например, на вступительное предложение книги «Чудеса Додо»: