Коллектив авторов История - Всемирная история: в 6 томах. Том 4: Мир в XVIII веке

Среди противников революции мнение о том, что ее «виновниками» были философы Просвещения, также получило широкое распространение. Большой популярностью в Европе на рубеже XVIII–XIX вв. пользовались «Записки по истории якобинизма» (1797–1798) французского аббата О. Баррюэля, переведенные на многие иностранные языки. Их автор пытался доказать, что революция во Франции явилась следствием «заговора против религии, монархии и общества», составленного философами, масонами и иллюминатами.

В отличие от идеологических трактовок причин Французской революции, социальные интерпретации первое время встречались не столь часто, однако и они звучали из уст как ее поклонников, так и критиков. Из последних, пожалуй, наиболее известен британский политик и мыслитель Э. Бёрк. В своем труде «Размышления о революции во Франции» (1790) он, в частности, высказал предположение, что важной предпосылкой к произошедшему стало нарушение во французском обществе баланса между представителями «денежного» и «земельного» интересов. Первые, или предприниматели, были недовольны своим недостаточным политическим влиянием, которое, как полагал Бёрк, не соответствовало их растущему экономическому весу. Это, по его мнению, и побудило их выступить против Старого порядка, при котором ведущие позиции в обществе занимали владельцы земельных богатств. На подобный социальный конфликт как причину революции указывал и оппонент Бёрка по развернувшейся в английской печати дискуссии Дж. Макинтош, а в самой Франции известный революционный деятель А. Барнав, отошедший в 1791 г. от политики и написавший книгу «Введение во Французскую революцию» (1793, опубл. 1843). Впрочем, эти авторы подчеркивали также и важную роль Просвещения в идейной подготовке революционных перемен.

Дальнейшее развитие социальная интерпретация истоков Французской революции получила в трудах либеральных историков эпохи Реставрации. Защищая революционное наследие от критики со стороны легитимистских авторов, они доказывали, что Революция стала закономерным результатом исторического развития Франции, а именно следствием нараставшего в предшествующие столетия и особенно на протяжении всего XVIII в. конфликта между «средним сословием» («буржуазией») и сословиями привилегированными. Поскольку монархия оказалась не способна осуществить реформы, которые могли бы привести общественно-политический строй Франции в соответствие с растущими запросами буржуазии, революция стала естественным средством разрешения такого противоречия. «Сила, богатство, просвещенность, самостоятельность среднего сословия, — писал Ф.О. Минье, автор весьма популярной тогда «Истории Французской революции» (1824), — увеличивались со дня на день, и оно должно было побороть королевскую власть и ограничить ее».

В дальнейшем эта схема легла в основу всей так называемой «классической» (либеральной и социалистической [40] Если представители либеральной историографии (О. Минье, А. Тьер, А. Олар и др.) сводили содержание Французской революции преимущественно к конфликту между «средним классом» («буржуазией») и «аристократией», то историки социалистического направления (Ф. Буонарроти, Л. Блан, Ж. Жорес, исследователи-марксисты и др.) придавали также важное значение проявлявшимся все более отчетливо по мере развития событий противоречиям внутри революционного лагеря — между «буржуазией» и «народом» («трудящимися классами»). Разумеется, как и любая классификация, подобное деление историографии революции на «либеральную» и «социалистическую» носит достаточно условный характер. ) историографии Французской революции. В конце 1970-х годов французский историк-марксист А. Собуль, оценивая ведущие тенденции развития исследований по Французской революции, так характеризовал либеральную составляющую «классического» направления: «Со времен Реставрации историки либеральной школы, даже если они нисколько не интересовались экономическими истоками общественного развития, энергично подчеркивали одну из главных особенностей нашей национальной истории: появление, рост и конечную победу буржуазии; занимая промежуточное место между народом и аристократией, буржуазия постепенно создала кадры и выработала идеи нового общества, освящением которого стал 1789 год».

В социалистической же историографии, прежде всего в марксистской, эта социальная трактовка, говоря словами Собуля, была «углублена», а именно увязана с экономическими процессами, происходившими в предреволюционной Франции. Согласно марксистской теории, Французская революция являла собою классический образец революции «буржуазной», обеспечившей переход от старого, «феодального» способа производства к новому, «капиталистическому». Соответственно, социально-политическая структура Старого порядка в данном контексте трактовалась как безнадежно косная, препятствовавшая прогрессивному развитию страны и абсолютно неспособная к самореформированию.

Подобная интерпретация истоков Французской революции — ее условно можно назвать «социально-экономической» — с конца XIX в. возобладала в историографии, находя отражение в работах не только собственно марксистских авторов, но и тех исследователей, кто хоть в малой степени испытал на себе влияние марксизма.

Так, по мнению Н.И. Кареева, общественно-экономический строй предреволюционной Франции был тормозом для развития страны, которая переживала тогда эпоху «государственного расстройства», «экономического разорения», «задержки в развитии». Любопытно, что в своем многотомном курсе Новой истории Кареев даже счел излишним подробно освещать данный период, именно потому, что с точки зрения прогресса, тот являл собою «застой», а то и «возвращение вспять».

Е.В. Тарле утверждал в 1907 г., что существовавшая во Франции накануне Революции общественно-политическая система являла собой настоящее «экономическое бедствие», ибо вела к «экономическому распаду» и «хроническому голоданию нации». Ну а поскольку, считал историк, она по сути своей оказалась не способна ни к какому реформированию, «результат был предрешен всей исторической эволюцией французского народа, революционному поколению оставалось выполнить продиктованную задачу».

Едва ли не в еще более драматичном тоне описывала Францию Старого порядка советская историография. «Те самые основные причины, которые делали неизбежной революцию, — писал А.З. Манфред, — глубокое противоречие между феодальным строем и вырастающим из его недр капитализмом и его классовое выражение — противоречия между третьим сословием и привилегированными сословиями, — являлись определяющими и в обострении кризиса всего феодального строя. Этот кризис, углублявшийся на протяжении XVIII в., к концу столетия принял крайне острые формы».