Николай Шпанов - Поджигатели. Ночь длинных ножей

- Есть только один путь к спасению: превращение моих молодцов в постоянную армию. Я не собираюсь стать картонным плясуном в руках толстого Германа! - На пылающей лице Рема все ярче выступали шрамы. - Гитлер презирает своих старых товарищей. Еще бы! Он прекрасно знает, чего я хочу. Дайте нам только новую армию, с новыми генералами. Да, именно так, с новыми генералами. Верно, Эдмунд?

Хайнес молча кивнул.

А Рем, прихлебывая из бокала, продолжал:

- Все, что Адольф знает о войне, он получил от меня. Сам он - штатский болтун. Настоящий австрияк, чорт бы его побрал! Ему нравится торчать на троне и править со своей "священной горы". А мы должны сидеть сложа лапы? То, что придет за мною, будет великим, неслыханным...

Хайнес положил руку на плечо Рема:

- Замолчишь ты наконец?!

Но тот не унимался:

- Честное слово, мертвый Адольф принесет нашему делу больше пользы, чем живой...

- Если ты не замолчишь, я отправлю тебя спать, понял? - прошипел Хайнес.

Рем запустил пятерню в вазу со льдом, где лежали гроздья винограда, и сжал их так, что брызги сока разлетелись по всему столу.

Эгону было страшно слушать. Но не меньше он боялся и встать. Он не знал, что делать, и удивлялся спокойствию Бельца, потягивавшего вино и с усмешкой прислушивавшегося к пьяной болтовне Рема. Эгону казалось, что вот-вот должны появиться эсесовцы, схватить их всех и потащить куда-то, где придется отвечать за страшные речи страшного Рема... Внезапно отчаянный женский крик прорезал чинную тишину ресторана. Вырываясь из рук кельнеров, в зал вбежала худенькая белокурая девушка. Она, рыдая, упала на диван. Следом за нею ворвалось несколько штурмовиков. Один из них схватил девушку за руки и потащил к выходу. Окрик Хайнеса остановил его.

- Эй, в чем дело?

Штурмовик вытянулся перед Хайнесом.

- С ней шел какой-то старый еврей. Когда мы взялись за него, она с перепугу бросилась сюда.

Хайнес взял девушку за вздрагивающий подбородок.

- Что ты нашел в ней еврейского? - спросил он штурмовика и обернулся к девушке: - Вы еврейка?

- О, мсье! - едва слышно пролепетала она. - Мы французы. Мы настоящие французы!.. Меня зовут Сюзанн, Сюзанн Лаказ...

- А ведь мила! - усмехнулся Хайнес, обращаясь к собутыльникам. - Ну, чего ты ждешь? - спросил он штурмовика.

Тот растерянно топтался на месте.

- Можешь итти! - сказал Хайнес.

Штурмовик щелкнул каблуками и послушно замаршировал к двери.

- Мой отец! - воскликнула девушка. - Спасите же и моего отца!

- Эй, - крикнул Хайнес вслед штурмовику, - куда ты девал ее старика?

- Его увезли для проверки.

- Спасите моего отца! - повторяла Сюзанн.

Хайнес подвел девушку к столу.

- Как ты находишь, Эрнст? - спросил он Рема.

- Меня это не занимает.

- Погоди, чудак ты эдакий. Ты же не знаешь, что я хочу сказать.

Хайнес окинул девушку оценивающим взглядом.

- Если бы тебя спросили, в чьем она вкусе?

Рем взглянул на Сюзанн.

- Таких обожает Адольф! - прохрипел он. - Чтобы они сидели рядом и смотрели на него умильными глазами.

- Ты угадал мою мысль. - И Хайнес спросил Сюзанн: - Ваша профессия, фройлейн?

- Журналистка... Собственно, я прежде была журналисткой, когда жила во Франции.

- Вот если бы вы были художницей, - сказал Хайнес, - я устроил бы вам такую карьеру, что... ого-го!

Сюзанн заискивающе улыбнулась:

- Я немного и художница... Я занималась художественным переплетом редких книг. Но это невыгодно. Никто не переплетает теперь книги.

- Переплеты?.. Нет, это не то!

Хайнес еще раз внимательно оглядел девушку и подал ей бокал.

- За нашу дружбу! Ручаюсь, вы не пожалеете о сегодняшнем дне. Это говорю вам я, Эдмунд Хайнес! Едем! - Он сунул девушке в руки ее сумочку и сказал Рему: - Отправляйся спать!

Ни с кем не простившись, Хайнес взял девушку под руку и повел к выходу.

- Девчонка совсем недурна, - сказал Бельц, проводив их взглядом. Однако не пора ли и нам?

Рем вскинул на него воспаленные глаза:

- Тебе есть куда спешить! А я должен чего-то ждать, потому что старые куклы с Бендлер* считают ниже своего достоинства подавать мне руку!

______________

* Бендлерштрассе, где помещалось тогда министерство рейхсвера.

- У тебя больное самолюбие, - отводя глаза, пробормотал Карл Эрнст.

- При поступлении моих головорезов в рейхсвер им даже не засчитывают заработанные у меня нашивки, - обиженно проворчал Рем. - Как будто не штурмовики сделали Адольфа тем, что он есть! А теперь, видите ли, нашлись моралисты, прожужжавшие ему уши: "Рему пора укоротить руки".

- Какое тебе дело до их морали? - спросил Карл Эрнст.

Рем молча оглядел собеседников и, несмотря на опьянение, уверенно, не пролив ни капли, снова наполнил все бокалы.

- Когда люди начинают лопотать о морали, - проговорил он, - это лишь означает, что им ничего более остроумного не приходит в голову. Я горжусь тем, что в моих казармах пахнет не потом, а кровью. Ты знаешь, что они придумали? Распустить моих молодцов в годовой отпуск! Но, честное слово, если враги штурмовых отрядов льстят себя надеждой, что штурмовики вовсе не вернутся из отпуска или вернуться в меньшем числе, то мы заставим их разочароваться! Это вы все скоро увидите. - Он мутными глазами уставился в лицо Бельцу. - Бельц, иди служить ко мне! Не пожалеешь! - Хрип, похожий на рыдание, вырвался из его груди. - Если бы ты знал, как мне нужны надежные люди!

При этих словах пьяные слезы полились у него из помутневших глаз. И, словно это послужило сигналом, за его стулом мгновенно выросла фигура штурмовика. Он подхватил Рема под руки и, напрягая силы, чтобы удержать в равновесии тучное тело шефа, повел его из ресторана.

Бельц и Эгон сели в таксомотор.

- Рем говорил страшные вещи, - пробормотал Эгон.

- Я не разбираюсь в их внутренних делах. С меня достаточно того, что нам, кажется, обеспечат надежный кусок хлеба. Советую и тебе не терять времени.

Автомобиль медленно катился по Лейпцигершграссе.

Дождь прекратился, но было холодно, поднялся порывистый ветер.

10

Отто ел не торопясь, рассеянно слушая заботливую воркотню матери. Он в десятый раз принимался обдумывать фразу, которой следует начать разговор с отцом, но снова и снова оставался ею недоволен. Отто отлично знал взгляды генерала и понимал, что не имеет никаких шансов на успех, если прямо скажет, что строй ему надоел и он хочет уйти из полка. Отец выгонит его из кабинета. Помилуй бог, в этом полку служили пять поколений Швереров!.. Нужно суметь подсказать отцу мысль об уходе. Чтобы он через несколько дней преподнес ее Отто как свою собственную.

Полк с его казармой, ежедневными учениями, со скучной канцелярщиной и без всяких видов на быструю карьеру опротивел Отто. Он, пожалуй, еще ничего не имел бы против того, чтобы остаться в полку, если бы его средства не были так ограничены. Но служить в кавалерии, получая впридачу к жалованью жалкие гроши от отца, - слуга покорный. Подумать только: Отто даже не имеет возможности держать вторую лошадь.