Николай Шпанов - Поджигатели. Но пасаран

- Кажется, я...

- Знаю и ценю. Именно вам мы обязаны связью с Сименсом. Но тут вы получили свой куртаж.

- Упрек?..

- Только дружеское напоминание о том, что мы оплачиваем всякую услугу.

- Заметьте, полковник, - хвастливо произнес Зеегер, - как социал-демократ, я рисковал больше других.

- Ну, положим! Риск не очень-то велик, когда чувствуешь за спиною нашу руку.

- А вы бы сами попробовали когда-нибудь пройтись на рабочее собрание под страхом разоблачения в любую минуту!

- Это ваша функция, а не моя. Ведется большая политическая работа, доктор, а вы живете масштабами какого-то собрания, которое может поместиться в этой комнате.

- Размер комнаты не определяет масштаба дел.

- Теперь нам больше, чем когда-либо, понадобятся социал-демократы. Все ваши друзья в Англии и Франции, в Испании и Китае. Все, что у вас еще осталось в России...

- Жалко смотреть!.. Какие-то "раскаявшиеся" подонки...

- Один шпион во вражеском тылу лучше, чем ни одного. Но вы-то и должны сделать так, чтобы их были тысячи.

- В России?!

- И в России.

Зеегер скептически пожал плечами:

- Что за фантазия!

- Если нужно будет, вы сами отправитесь туда, - неожиданно грубо отрезал Александер.

- В Россию?! - Зеегер испуганно обернулся.

- Да! - Полковник сделал паузу и со вкрадчивостью, от которой стало не по себе даже привыкшему ко многому Зеегеру, проговорил: - Вы обязаны понять: не может быть иных стремлений, кроме направленных на увеличение пирамиды, первый камень которой положен Сектом.

Он помолчал, ожидая реплики доктора, но тот тоже молчал.

- Троцкисты разлагают ряды французских революционеров; троцкисты отлично действуют в Испании, где сейчас сосредоточено столько наших интересов, - продолжал полковник. - Вы имеете право рассматривать каждого троцкиста как своего человека.

- Да, я могу требовать от них всего, что вы сочтете нужным.

- Но события последних дней показывают, что состав нашего центра в Москве грозит стать текучим. На провал Зиновьева и Каменева нельзя смотреть как на случайный эпизод.

- У них там неладно с конспирацией.

- Этот вопрос вы должны тщательно изучить и как можно скорей, иначе мы рискуем растерять там все.

- До этого не дойдет.

- Что вы видите отсюда?! А если в той цепи есть негодные звенья?.. Если есть просто опасные люди?

- Кого вы имеете в виду?

- К сожалению, конкретно - еще никого. Но я убежден: в ваших русских кругах есть опасные элементы, неустойчивые люди...

Глаза Зеегера беспокойно забегали.

- Не скрывайте от меня...

Но Александер сказал сухо:

- Не мое дело давать вам уроки. Но я вас предостерегаю: смотреть на троцкизм, как на политическое движение - грубая ошибка.

- А что же это, по-вашему, коммерческое предприятие, что ли? - впервые теряя равновесие, сердито спросил Зеегер.

- В своем роде. Вглядитесь в деятельность троцкистов всюду, где они есть: в политике они выполняют лишь функции, поручаемые им иностранными разведками. При этом самыми различными, а не только нашей.

- Я... - Зеегер запнулся и не очень уверенно проговорил: - Я считаю себя политическим деятелем. Именно так.

Александер усмехнулся и пожал плечами.

- Если это вас утешит, готов выдать вам любой аттестат в этом смысле. Но ваши "дети" продают нас, где могут. Я могу вам доказать, что ряд ваших людей одновременно работает на британскую, французскую, американскую, японскую, даже на румынскую и польскую разведки. Иногда даже на несколько сразу.

Зеегер обиженно надулся.

- Такие вещи нужно уметь доказать, - сказал он.

Александер, прищурившись, оглядел собеседника.

- Мой милый старый друг, - сказал он тоном беззаботной шутки, - если бы у меня было время на развлечения, то не позже, чем через неделю, вы получили бы из Мексики приказ за подписью самого Троцкого обслуживать любую разведку мира. Мы должны быть трезвыми людьми, доктор. Когда подобная группа окончательно теряет местные корни, она вынуждена ориентироваться исключительно на иностранные службы, конечно, секретные. Рано или поздно эта группа из политической группировки перерождается в обыкновенную резидентуру.

- Вы говорите о мелюзге, а у нас на службе...

- Э, милый доктор, и троцкистские кандидаты в бонапарты, начиная с самого Леона первого, не составляют исключения! Правда, на этот раз они наши кандидаты.

- Пример деятельности Бернхэма... - начал было Зеегер, но Александер перебил:

- Бернхэм - не пример. У нас нет таких средств, какие американцы могут платить своей агентуре. В этом, кстати говоря, ваше счастье. Если бы мы могли содержать бернхэмов, вы сошли бы на вторые роли.

Заметив легкое движение Зеегера, полковник умолк, давая ему возможность высказаться. Но возражений не последовало. Александер продолжал:

- Из этого вам не следует делать вывод, будто не нужно поддерживать в ваших людях огонь политической, именно политической, борьбы! Если среди них есть еще идиоты, способные смотреть на себя как на политических деятелей, тем лучше. Такие обходятся дешевле. Но их главари сами уже поняли, что превратились в шпионскую хунту, действующую по поручению тех, кто им за это платит.

- Вы... удивительный циник, полковник!

- Учитесь смотреть жизни в лицо, хотя бы когда находитесь наедине с собой... Я не в счет, я тень.

- Домой я не уношу отсюда ничего, даже мыслей.

- Если бы это не было связано с опасностью для государственной тайны, я потребовал бы, чтобы вы делились своими мыслями с женой, втолковывали свои взгляды детям вместо вечерней молитвы.

- Я не могу вас больше слушать! - И Зеегер с отвращением зажал уши ладонями.

- Однако время бежит, перейдем к делу. - Александер с минуту подумал. Нам нужно произвести некоторое теоретическое вмешательство в дела троцкистов. Нужно оживить бухаринский тезис о мирном врастании капитализма в социализм. Если этого нельзя сделать в советской прессе, используем заграничную - на всех языках. Понадобятся деньги - дадим... Не очень много, конечно.

- Ах, бедные троцкисты в России! - сокрушенно проговорил Зеегер. - Они чувствуют, что под ними горит земля!

- Мне наплевать на их чувства, Зеегер! - Тон Александера снова стал резак. - Договор Троцкого с Гессом есть договор. Мы платим Троцкому и хотим, чтобы его шайка работала, а не рассказывала нам о своих чувствах. Для чувств существует театр и бордель.

- Ах, вы так резки, полковник, - Зеегер сделал гримасу.

- Они мои агенты. Прошу не путать понятий. Пусть эти ваши "философы" займутся той философией, за которую я им плачу.

- Лучше уж я сам... - уныло сказал Зеегер.

- Может быть, вы считаете, что мы должны вам заплатить за эту работу большой гонорар?

- Не нуждаюсь.

- Достанете сколько угодно денег и без меня? Даже за пределами Германии?