Коллектив авторов - Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе

В обвинениях, предъявленных Киму Эллиоттом, не было ничего нового. Они были давно известны ему. Но теперь эти обвинения подтверждались свидетельскими показаниями, что с юридической точки зрения существенно меняло положение. Представленные суду, если бы до этого дошло дело, эти свидетельства могли стать вескими доказательствами вины Кима и сыграли бы решающую роль в определении его судьбы. Здесь позиции Кима выглядели абсолютно безнадежными. Но если СИС так уверена в юридической обоснованности обвинений, то почему Эллиотт предлагает ему иммунитет от судебного преследования? Не проще ли было арестовать Кима и передать его дело в суд? Очевидно, что-то мешает такому развитию событий. А может быть, руководство СИС не хочет идти по такому пути?

Все эти мысли молнией промелькнули в голове Кима, когда он обдумывал ответ на обвинения и требования Эллиотта. Стараясь подольше растягивать слова и не скрывая охватившего его волнения, Ким тем не менее ясно и твердо заявил, что обвинения, подобные тем, что предъявил Эллиотт, ему приходилось много раз слышать и раньше, но все они остались лишь ничем не подтвержденными подозрениями. Эллиотту лучше чем кому-либо известно это. Что касается принадлежности Кима к социалистическим организациям, то он никогда не входил ни в одну из них. Хотя он не отрицает того, что со времени обучения в Кембридже разделял коммунистические воззрения. Ким не считал коммунистическую идеологию препятствием для службы в английской разведке, поскольку в 1940 году, когда он был принят в СИС, уже шла война против Германии и он знал, что коммунисты являются убежденными противниками гитлеровского нацизма. Да, Ким был и остается коммунистом и считает своим долгом оказывать помощь правительству Советского Союза, в том числе путем передачи необходимой информации, поскольку видит в нем гаранта мира.

Спокойный, рассудительный тон ответов Кима, его необыкновенное самообладание поразили Эллиотта. Он рассчитывал на что угодно, но не на такую реакцию Кима. Ему казалось, что перед лицом неоспоримых фактов у Кима не будет иного выхода, кроме капитуляции. Но Ким сидел перед ним и как ни в чем не бывало, с полной убежденностью в своей правоте излагал аргументы, как будто речь шла не о его личной судьбе, его будущем, а о каком-то невидимом подзащитном, которого Ким пытается уберечь от несправедливого суда. Ничего подобного Эллиотту не приходилось встречать в своей жизни. Неожиданно он поймал себя на мысли, что вновь с невольным восхищением смотрит на своего старого друга, но вдруг возникшая перед глазами грузная фигура сэра Дика Уайта, «большого Дика», как за его спиной называли своего шефа подчиненные, напомнила ему о твердых наставлениях вернуться из Бейрута с полным и безоговорочным признанием Филби своей вины. Но этого-то Эллиотт не услышал в ответах Кима.

Посланцу СИС пришлось вновь идти в атаку. Эллиотт напомнил Киму условия прекращения дела. В его голосе появились угрожающие ноты. Эллиотт бесцеремонно сказал, что у Кима нет иного выбора, как дать согласие на возвращение в Лондон и честно рассказать о своей работе на КГБ. Если он этого не сделает, его заставят сделать это насильно.

На Кима эти угрозы не произвели большого впечатления. Он знал, что на тайное похищение и вывоз его из Ливана СИС не решится, но и испытывать терпение своих начальников было бы опасно. Киму было известно, что полтора года назад Джордж Блейк, сотрудник СИС, обвиненный в шпионаже в пользу Советского Союза, который, как и Ким, последние годы работал в Бейруте, имел неосторожность согласиться на возвращение в Лондон, был арестован и предан суду. В результате он был приговорен к тюремному заключению на небывалый в английской судебной практике срок — сорок два года. Это чудовищное наказание привело тогда Кима в смятение. Он понимал, что обещание иммунитета является той приманкой, которая должна стимулировать развязывание языка для дачи показаний. В противном случае она может быть отброшена.

Прямой отказ Кима принять предложенные Эллиоттом условия был бы открытым вызовом СИС и спровоцировал бы его руководство на непредвиденные действия. Ким принял решение, по возможности, затянуть ответ, что давало ему больше времени для определения дальнейшего плана игры. Примирительным тоном, допускающим возможность компромисса, он заявил, что в принципе принимает предложение об иммунитете от судебного преследования в обмен на добровольные показания. Он обещал тщательно обдумать сложившуюся ситуацию, учитывая не только свои собственные интересы, но и интересы жены и детей. Однако Ким решительно отказался от возвращения в Лондон и от представления письменного заявления с признанием своей вины. Ким попросил Эллиотта отложить дальнейшее обсуждение до следующего дня.

Отсрочка с принятием решения явно не входила в планы Эллиотта, но он вынужден был согласиться с предложением Кима, надеясь «дожать» его во втором раунде. Ким со своей стороны считал — и совершенно справедливо, — что он не проиграл и первый бой. Ким пришел на вторую встречу с Эллиоттом с подготовленным списком своих связей. На двух страницах отпечатанного текста, который он передал Эллиотту, по существу, отвергались все предъявленные ему обвинения. В то же время в списке Кима фигурировали новые лица, которые не были названы Эллиоттом и требовали дополнительной проверки. Эллиотт чувствовал, что он втягивается в ненужные и пустые обсуждения, которые не приближают его к достижению главной цели. Он видел, как постепенно теряет нить переговоров с Кимом, а основной предмет сделки — признание Кима и его согласие вернуться в Лондон — все дальше отодвигается на второй план. Теперь уже Эллиотт был заинтересован в дополнительных встречах с Кимом, рассчитывая вернуть его к обсуждению существа дела. По просьбе Кима он согласился даже на встречу с участием жены Кима.

Эллиотт пригласил Кима и Элеонору на ужин в модный ресторан «Лукулл», и пир действительно был достоин славы римского полководца. Глядя со стороны на эту компанию искренне веселящихся, обменивающихся шутками людей, трудно было предположить, что эта встреча добрых друзей являлась составной частью психологического поединка сотрудников двух противоборствующих разведывательных служб.

Подходила к концу неделя, как Эллиотт прибыл в Бейрут, и он вынужден был признать, что его миссия оказалась безрезультатной — он не добился от Кима признания, не получил никаких новых свидетельств. Ким отказался вернуться с ним в Лондон. Из своей поездки Эллиотт возвращался с пустыми руками.

Для Кима Филби настали критические дни. Отъезд Эллиотта не означал конец конфронтации с СИС. Ким ходил по минному полю, не зная, где и когда земля под ним может взорваться. Испытывать далее судьбу было недопустимо. Речь шла не только о личной безопасности, но, возможно, и жизни. Ким принял решение покинуть Бейрут. Центр одобрил эту вынужденную меру. Последние дни перед отъездом прошли в подготовке и проверке маршрута «исчезновения». Бесконтрольной не должна была оставаться ни одна деталь. За несколько дней до намеченной даты отъезда Ким неожиданно получил приказ резидента явиться к нему в посольство. Эта новость встревожила Кима. Посольство является британской территорией, и его могли арестовать там без каких-либо помех. Кто знает, какие инструкции резидент получил от сэра Дика Уайта? Пришлось срочно изобретать историю о болезни и под этим не очень оригинальным предлогом отказаться от визита. Откладывать дальше отъезд было нельзя. И Ким решительно сделал этот шаг.