Коллектив авторов - Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе

«Я не думаю, то, что я сделал, причинило какой-либо вред моей Британии. В действительности, моя работа на КГБ во многом служила британскому народу. И это не только моя точка зрения. Тревор-Роупер писал, что, по его мнению, я никогда не причинял Англии никакого ущерба» — так оценивал итоги своей деятельности Ким Филби в заключительной беседе с Ф. Найтли в Москве.

— Итак, вы сделали бы все это снова?

— Конечно!

— И никаких сожалений?

— Никаких сожалений в смысле, что никакие действия не бывают полностью правильными или полностью ошибочными. Пытаясь подвести баланс своей жизни, я бы сказал, что я больше сделал правильного, чем неправильного. Хотя я понимаю, что многие не согласятся со мной.

— В отношении вас часто высказывают обвинение, что ваше политическое развитие, должно быть, застыло на уровне тридцатых годов, что только человек, который с той поры не думал о политике, все еще может оставаться коммунистом.

— Мне знаком этот аргумент. Меня обвиняют, что я не смог приспособить свои взгляды к событиям, которые произошли после того, как я принял на себя обязательства. Я не согласен с точкой зрения Тревор-Роупера, которую он высказал в своей книге обо мне, сказав, что я превратился в политическое ископаемое. Но разве архиепископ Кентерберийский является ископаемым только потому, что всю жизнь остается англиканского вероисповедания? У меня были раздумья по поводу подъемов и падений. Брежневский период был застоем. Но Андропов был прекрасный человек и настоящий лидер, и это была большая трагедия, что он умер так рано. В Горбачеве мы имеем лидера, с которым связаны мои надежды.

Твердость политических убеждений, высокие моральные принципы, человеческая чистота, готовность отвечать за свои поступки, даже если они совершались в ранней молодости, признание допущенных ошибок — все это говорит о цельности личности Кима Филби.

Необыкновенная жизнь Кима Филби убеждает, и это чрезвычайно актуально для сегодняшнего дня, что без моральных критериев самой высокой мерки нельзя подходить к оценке человеческой личности, следа, оставленного им на Земле. Ради чего ты жил, чем руководствовался при свершении дел своих — от ответа на эти вопросы зависит и вердикт последующих поколений.

Автору этих строк посчастливилось часто встречаться с Кимом Филби, особенно в последние годы его жизни, слышать от него лично рассказы о его удивительной жизни, истории, связанные с его работой в различных странах мира. При этом в его рассказах не было никакой позы, стремления подчеркнуть исключительность или необычность ситуации, исключительность или необычность своей собственной роли. Это не была игра в скромность, это была черта характера, присущая Киму: трезво смотреть на свои дела с позиций как бы стороннего наблюдателя. Когда я однажды отметил это, Ким сказал в ответ: «Всю жизнь я делал всего лишь то, что мог».

Исследователи родословной Кима Филби установили, что в графстве Эссекс проживает большая группа датчан, котоые переселились в Англию еще в восемнадцатом веке. Среди них есть немало Филби, прямых предков Кима. Его дед Монти отправился на Цейлон (Шри-Ланка), где приобрел чайную плантацию. В 1883 году он женился там на англичанке Квини Дункан, происходившей из семьи потомственных военнослужащих.

У плантатора и его жены было четыре сына. Второй из них, получивший имя Сент-Джон (Святой Джон), стал затем отцом Кима Филби. Необычное имя, которое дали сыну родители и которого он, повзрослев, очень стеснялся, диктовалось отнюдь не религиозными мотивами. Просто так называлось бунгало на Цейлоне, в котором родился ребенок. Объясняя уже в молодые годы происхождение необычной для англичанина экзотической внешности — смуглая кожа, черные глаза, — Сент-Джон любил рассказывать семейную легенду о том, как однажды родители во время путешествия по Цейлону забыли его в одной из гостиниц. Обнаружив пропажу на следующее утро, они послали слуг для того, чтобы забрать ребенка. Прибыв в гостиницу, слуги нашли там цыганку, которая кормила двух малышей примерно одного возраста и очень похожих друг на друга. Поскольку цыганка воспользовалась одеждой Сент-Джона, чтобы одеть собственного ребенка, определить кто из них кто было чрезвычайно трудно. Слуги привезли одного из мальчиков, но не было никакой уверенности, что их выбор был правильным.

Неопределенность происхождения нисколько не смущала Сент-Джона. Скорее, наоборот. У него с детства проявился интерес к странам Востока и чувство близости и сопричастности к народам этих стран. В 1901 году, после смерти отца Сент-Джона, мать была вынуждена вернуться в Англию и взять на себя заботу о детях. Сент-Джон на всю жизнь сохранил в памяти сцены унижения и оскорблений, которым подвергалась мать из-за того, что не имела денег для оплаты долгов. Его чувство достоинства и интеллектуального превосходства не позволяло ему мириться с тем, что он зависел от людей, стоящих ниже его на социальной лестнице.

В тринадцатилетнем возрасте, блестяще сдав все необходимые экзамены, Сент-Джон поступил в Вестминстерскую школу в Лондоне, которая пользовалась репутацией одной из самых элитарных школ английского истеблишмента. Она была основана королевой Елизаветой I в 1560 году, и само месторасположение школы — рядом с парламентом и в тени Вестминстерского аббатства — подчеркивало ее особый статус. Выпускникам Вестминстерской школы по традиции был открыт путь для поступления в колледж Тринити в Кембриджском университете или в колледж Крайст Черч в Оксфорде. Сент-Джон выбрал первый и в 1904 году поступил на факультет классических наук. Затем еще один год был посвящен изучению восточных языков и права Индии. После окончания университета, в ноябре 1908 года Сент-Джон направляется в Индию в качестве сотрудника Индийской гражданской службы. В Пенджабе, где работал Сент-Джон, он встретил свою будущую жену Дору, высокую, рыжеволосую красавицу, дочь муниципального инженера департамента общественных работ. Согласно условиям договора сотрудник Индийской гражданской службы мог жениться только после того, как прослужил в Индии, по крайней мере, три года. Сент-Джон пошел на конфликт с вышестоящими чинами и женился на Доре в сентябре 1910 года после менее чем двухлетнего пребывания в Индии.

В первый день нового 1912 года у молодой четы родился сын, которого назвали Гарольд Адриан Рассел. Однако вскоре, в соответствии с семейной традицией, ему дали прозвище Ким — по имени главного героя романа Киплинга. «В детстве я проводил больше времени со слугами и другими индийцами, чем с собственными родителями, — рассказывал Ким уже в Москве. — Вскоре я мог произносить некоторые слова на паджаби. Однажды мой отец зашел на кухню и услышал, как я болтаю. «Боже мой! — сказал отец. — Он настоящий маленький Ким». После этого все стали называть меня Кимом, и это имя привилось за мной».