Елена Зубкова - Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв

После смены власти в Кремле западные лидеры приглядывались к новому советскому руководству, решая, можно ли иметь с ним дело. А Хрущёв тем временем начал с главного. Он объявил Советский Союз и себя как его полномочного представителя главным миротворцем. И всем своим поведением – открытостью, простотой, демократичностью – демонстрировал, что Советского Союза не надо бояться.

Уже во время первого своего визита на Запад (Женева, 1955 год) Хрущёв вместе с Булганиным разъезжал по городу в открытом автомобиле, в то время как лидеры других делегаций прятались за стеклами бронированных. Этот жест был сразу отмечен журналистами. После встречи в Женеве последовали письменные послания, адресованные западным лидерам. «Мир» и «разоружение» были главными словами – сигналами этих посланий, которые называли «письмами Булганина». Хрущёв по своему статусу пока не мог подписывать такие документы, но именно он стоял за спиной Булганина.

Один из главных адресатов, президент США Дуайт Эйзенхауэр, ответил: одних слов о мире мало, нужны мирные дела. «Мы готовы», – парировал Хрущёв и в качестве доказательства привел проведенное незадолго до этого сокращение советских вооруженных сил и мирный договор с Австрией 1955 г. Эйзенхауэр тоже мечтал войти в историю как президент мира. Титул главного борца за мир стал предметом негласного соперничества между Хрущёвым и Эйзенхауэром, советский лидер это соревнование выиграл. «Успех Хрущёва в краже мантии мира беспрецедентен», – к такому выводу пришел бывший помощник госсекретаря США Уильям Бентон, наблюдая за этой виртуальной дуэлью.

Со временем у Хрущёва сложился свой дипломатический стиль. Его окрестили «дипломатией на колесах» – он много ездил по миру и предпочитал бумагам встречи с лидерами других стран лицом к лицу. «Лучше всего по всем спорным вопросам могут договориться именно руководители государств, – рассуждал Хрущёв. – А если уж они не договорятся, то как можно ожидать, что проблемы разрешат люди менее высокого ранга». Хрущёвский стиль «дипломатии на колесах» охотно переняли лидеры других стран. Министр иностранных дел Франции Жорж Бидо по этому поводу ворчал, что главы государств отбирают хлеб у профессиональных дипломатов и просто подменяют настоящую дипломатическую работу «пропагандистскими турне». Однако эффект от подобных «турне» был очевиден. За 10 лет Хрущёв сделал 53 визита в 23 страны мира.

Первая западная страна, которую он посетил с официальным визитом, была Великобритания. В апреле 1956 года он прибыл туда вместе с Булганиным, который как председатель правительства являлся формальным главой делегации. Вопреки опасениям, что советской делегации не будет оказано достойного внимания, англичане принимали гостей по высшему разряду. Несколько раз Хрущёв встречался с британским премьером Энтони Иденом, ведущими политиками и бизнесменами. Королева Елизавета Вторая устроила прием в честь советских гостей. Елизавета понравилась Хрущёву. «Обычная женщина, жена своего мужа и мать своих детей», – лаконично отозвался о королеве лидер коммунистов. В пылу полемики он часто увлекался, забывая о дипломатичности и этикете, особенно когда говорил о ракетах. Как-то даже обмолвился, что советские ракеты способны достать и Великобританию. Так рождался хрущёвский ядерный блеф, а заодно и его «дипломатия импровизаций».

Главный зарубежный вояж Хрущёва – поездка в США – пришелся на сентябрь 1959 года. Приглашения посетить Америку он добивался несколько месяцев, пока Эйзенхауэр не решился на этот шаг. Главным камнем преткновения, мешавшим встрече, был германский вопрос и статус Берлина. Советская сторона добивалась от западных держав признания факта существования двух Германий – ФРГ и ГДР. Запад настаивал на проведении свободных выборов и объединении Германии. Хрущёв угрожал передать советские полномочия в Западном Берлине восточным немцам. В 1958 году он изложил свои требования в ультимативной форме, дав западным державам на размышление шесть месяцев. Потом отступил. Но проблема осталась. Хрущёв готов был договариваться. Поэтому он так стремился в США.

На достижение конкретных договоренностей в ходе визита Хрущёв не очень рассчитывал, но надеялся навести мосты и найти общий язык с Эйзенхауэром. Главное, беспокоился Хрущёв, чтобы с ним разговаривали как с равноправным партнером, как с представителем великой державы. «Я в США приехал не милостыню просить. Я представляю великое советское государство», – повторял он.

Именно поэтому так тщательно обсуждалась процедура прибытия в США и детали визита. Хрущёв остановил свой выбор на новом самолете ТУ-114. Чтобы встретить советскую делегацию, у американцев не нашлось подходящего трапа (самолет был слишком высок). Хрущёв воспринял это как свидетельство технического превосходства отечественного самолета – знай наших! Его сын Сергей, более сведущий в технических вопросах, заметил: создание «самого высокого самолета в мире» было продиктовано просто технической необходимостью из-за плохого качества отечественных взлетных полос. Принимая решение лететь на новом, еще не до конца освоенном ТУ-114, Хрущёв рисковал. Однако престиж страны в данном случае был для него выше соображений собственной безопасности.

Хрущёв хотел понравиться американцам, чтобы его перестали воспринимать как коммунистического монстра, а Советский Союз – как угрозу миру. Он понимал, что вызывает любопытство у простых американцев, и охотно подыгрывал им, сравнивая ситуацию с ярмаркой: толпы народа собираются, чтобы «на слона посмотреть, а если удастся, то и за хвост его подергать». «Налицо некоторая аналогия, – говорил Хрущёв. – Какие-то люди хотели посмотреть вместо слона на русского медведя. Каков он по внешнему виду, умеет ли держать в руках нож и вилку, сидеть за столом в обществе, как ведет себя». Хрущёв отвечал на это любопытство самым естественным образом, он всем своим видом демонстрировал: я такой же человек, как и вы, я – один из вас.

Вместе с Хрущёвым в Америку приехала его большая семья – и это стало удачным имиджевым ходом в стране, где семейные ценности играют существенную роль. Особенно понравилась американцам Нина Петровна. Ее называли всеобщей бабушкой.

Хрущёв встречался с американцами на улицах, обращался к ним с экрана телевизора: «У вас – капитализм, у нас – социализм. Что же нам – доводить из-за этого дело до всемирной свалки? Или же установить нормальные отношения и жить в мире, каждый по-своему?» В другой раз он объяснялся еще проще: американцам нравится ростбиф, а русским – борщ, пусть каждый ест то, что ему больше нравится, «о вкусах не спорят». Его услышали. «За каких-нибудь 12 дней Вам, как волшебнику, удалось развеять у многих американцев чувство недоверия и вражды», – писал Хрущёву после визита один американец. Никита Сергеевич мог быть собой доволен.