Кирилл Соловьев - Император Всероссийский Александр III Александрович

Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца в Москве. 1886 г. Художник И. Е. Репин.

Имя же С. Ю. Витте прочно связано с бурным железнодорожным строительством конца XIX в., которое процветало в годы царствования Александра II, но было заметно приторможено по окончании русско-турецкой войны 1877–1878 гг. За время царствования Александра III общая протяженность российских железных дорог увеличилась с 21 тысячи до 31 тысячи верст, то есть приблизительно на треть. Само железнодорожное строительство имело впечатляющие масштабы: в 1890-е гг. 2,5 тысячи км в год. Французский писатель Жюль Верн посвятил этому целый роман «Клодиус Бомбарнак», изданный в 1892 г. В 1880-е гг. были построены Закавказская и Закаспийская железные дороги. В 1890-е гг. сооружены линии Вологда – Архангельск, Пермь – Котлас, Москва – Рига. В 1891 г. началось строительство и Транссибирской магистрали, связавшей Европейскую Россию с Тихоокеанским побережьем. По протяженности железных дорог России стала второй в мире, уступая только США. Неслучайно на памятнике Александру III было написано: «Державному основателю Великого Сибирского пути».

Это строительство имело не только экономическое, военное, социальное, но и геополитическое значение. Ведь именно в царствование Александра III правительство приступило к созданию благоприятных условий для переселения многих крестьянских семей за Урал. Для этого было мало подписать соответствующие законы. Следовало создать необходимую инфраструктуру – проще говоря, построить железную дорогу, которая бы проложила путь на Восток.

Эти очевидные успехи не должны заслонять существенные проблемы, которые, безусловно, имели место в России, остававшейся крестьянской страной. Для деревни правительство уготовило не преобразования, а инерционный путь развития. Он предполагал не изменения, а консервацию аграрных отношений. Выбор в его пользу был сделан не столько крестьянами, сколько властью, которая опасалась превращения «сельских обывателей» в пролетариев, готовых к забастовкам и уличным столкновениям. Дабы этого не случилось, нужно было сохранить крестьянина на земле. По этой причине были изданы в 1893 г. законы, ограничившие земельные переделы в общине и вместе с тем установившие неотчуждаемость надельной земли, которую, соответственно, нельзя было продавать, закладывать, сдавать в аренду. Она никогда не должна была стать полноценной собственностью. Крестьянин же должен был оставаться общинником.

Это решение имело серьезные социальные последствия, которые правительство не просчитало. Быстро увеличившемуся в численности крестьянскому населению критически не хватало земли. Возникал так называемый земельный голод. Крестьянский надел конца XIX в. был существенно меньше, чем тот, что получил бывший крепостной по реформе 1861 г. Это болезненно воспринималось крестьянами и впоследствии, уже в начале XX столетия, провоцировало их на беспорядки.

И все же главная проблема была в другом. Общинный уклад не способствовал эффективному землепользованию, что порождало социальные катаклизмы. Отчасти это (помимо, конечно, природной аномалии и сбоя в организации продовольственной помощи населению) обусловило голод в Черноземье и Среднем Поволжье в 1891–1892 гг., охвативший 17 губерний Российской империи. Зависимость крестьянина от общины не позволяла реформу 1861 г. довести до ее логического конца, оставляя земледельца фактически в полукрепостном положении. Это создавало естественные ограничения и для дальнейшего промышленного развития страны, и для ее финансового благополучия.

Александру III часто приписывается фраза, которую он, видимо, никогда не говорил: «Россия для русских». Тем не менее показательно, что уже в начале XX столетия этот лозунг ассоциировался с именем покойного императора. Последний действительно любил подчеркивать национальный характер своей власти, что, правда, не предполагало радикального разворота в национальной политике империи. Традиционно же царская власть подразумевалась как наднациональная. Она объединяла под своим скипетром все множество народов, населявших государство. В сочетании этих двух несовместимых подходов – очередное противоречие эпохи Александра III, которое скажется на дальнейшем развитии страны.

В 1897 г. прошла первая перепись населения России. Она показала, что империю населяло 129,1 миллиона человек. 44 % населения составляли русские, 18 % – украинцы, 6 % – поляки, 4 % – белорусы, 4 % – евреи, 3 % – казахи, 2 % – финны, 1,7 % – татары, 1,4 % – немцы, 1,3 % – литовцы, 1,1 % – грузины и др. В России говорили на 146 языках и наречиях. Это была многонациональная и многоконфессиональная страна. Большинство населения (около 70 %) исповедовало православие, 11 % – ислам, 9 % (в первую очередь поляки и литовцы) – католицизм, 4 % (евреи) – иудаизм. Финны, немцы, латыши, эстонцы чаще всего были протестантами. Православие оставалось государственной религией. Переход из него в другую религию считался преступлением, за чем бдительно следило ведомство Победоносцева.

Многие народы, проживавшие в России, сохраняли свой язык и самобытность. Преимущественно государство разрешало им жить по тем законам, к которым они привыкли. Например, в Прибалтийских губерниях (современных Латвии и Эстонии) продолжали действовать нормы шведского права. В дворянских собраниях там говорили по большей части по-немецки. В начальных школах учились преимущественно на эстонском и латышском языках. В Привислинских губерниях (Царстве Польском) некоторые нормы уголовного и гражданского права восходили к законодательству Наполеона I, учредившего их еще для Герцогства Варшавского.

Местная знать практически всегда входила в состав российского дворянства, значительную часть которого, например, составляли польские шляхтичи (29 % всего дворянства) и грузинские князья (6 %). Чуть более половины дворянства было представлено русскими, украинцами и белорусами, к которым принадлежало 70 % населения Российской империи. Будучи причисленной к дворянству, местная знать получала возможность сделать государственную или военную карьеру. Представители многих немецких, грузинских, армянских, татарских, греческих, шведских фамилий сыграли немалую роль в становлении российской государственности, чему не мешала ни их национальная принадлежность, ни вероисповедание. Участие выходцев с окраин в управлении собственным краем только возрастало. Так, в 1871 г. в Ревеле (Таллине) эстонцев на государственной службе было 4 человека (т. е. 2 % от местного чиновничества), а в 1897 г. – 442 (т. е. уже 50 %).