Любовь Мельникова - Император Всероссийский Александр I Павлович

На деньги, полученные из министерства иностранных дел Великобритании, Пален осуществлял подкуп лиц, приближенных к императору, которые смогли добиться возвращения из ссылки ряда опальных офицеров, в том числе генерала Л. Л. Беннигсена, братьев Зубовых и князя В. М. Яшвиля, ставших впоследствии активными участниками дворцового переворота. Вряд ли британский кабинет был инициатором заговора, но он оказывал ему финансовую поддержку, так как негативно оценивал внешнюю политику Павла I в Средиземноморье и на Мальте и особенно союз с Наполеоном Бонапартом от 2 января 1801 г., предусматривавший экспедицию Донского казачьего корпуса против британской армии в Индии.

Заговорщикам было необходимо заручиться согласием Александра, без чего все их планы превращались в ничто. С этой целью они распространяли при дворе слухи о «сумасшествии» Павла I, о его намерении «уничтожить династию» и провозгласить наследником престола 13-летнего племянника Марии Фёдоровны принца Евгения Вюртембергского. О планируемом дворцовом перевороте Александр впервые услышал от Панина в 1800 г., однако этот осторожный разговор закончился безрезультатно. Палену, вернувшемуся к данной теме, цесаревич также не дал определенного ответа. С одной стороны, Александр действительно считал отстранение Павла от власти государственной необходимостью, с другой – не хотел участвовать в этом лично и не желал отцу смерти. Столь молчаливая позиция цесаревича, охарактеризованная Паленом как «он знал – и не хотел знать», развязала руки заговорщикам, которые решили действовать его именем.

За несколько дней до роковых событий Пален, бывший тогда санкт-петербургским военным губернатором, подтвердил неожиданно узнавшему о заговоре Павлу I то, что его старшие сыновья и императрица Мария Фёдоровна якобы злоумышляют против него, а также заявил, что держит ситуацию под контролем. Шокированный император подписал указ об аресте великих князей и императрицы, поручив исполнить его, когда тот сочтет своевременным. Эта бумага позволила Палену поставить Александра перед окончательным выбором: престол или темница и даже смерть. Цесаревич дал согласие на действия по свержению Павла с престола, заручившись клятвенным обещанием сохранить ему жизнь. «Я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что они не исполнятся, – вспоминал позже Пален. – Я прекрасно знал, что надо завершить революцию или уже совсем не затевать ее». Понимал ли это Александр? Возможно, что в глубине души догадывался. Однако он старался верить в нерушимость данного ему слова и надеялся на благополучный исход. Современница событий княгиня Д. Х. Ливен отмечала в своих воспоминаниях: «Неопытность могла заставить Александра поверить таким обещаниям…Для всякого, кто знал ангельскую чистоту характера Александра, не может быть никаких сомнений в том, что дальше благонамеренных пожеланий его воображению ничто другое и не рисовалось».

Цесаревич сам назначил дату дворцового переворота – ночь на 12 марта 1801 г., когда Михайловский замок, куда чуть больше месяца назад перебралась императорская семья, должен был охранять преданный ему Семеновский полк. В ту роковую ночь он не ложился и ждал известий. Узнав о жестоком убийстве отца, Александр был буквально раздавлен горем и угрызениями совести. По свидетельству очевидцев, он потерял сознание, а, придя в себя, долго и безутешно рыдал. Тогда Пален жестоко бросил ему в лицо: «Полноте ребячиться. Ступайте царствовать!» Взяв себя в руки, Александр появился перед гвардией и произнес знаменитую фразу: «Батюшка скончался апоплексическим ударом, все при мне будет, как при бабушке».

Александр оказался не готов к тому, чтобы нести на себе тяжесть двойного греха: отцеубийства и цареубийства. Чувство вины, от которого, по его словам, «нет лекарств», терзало его до конца дней. Отныне все свое царствование он думал о заплаченной за него цене и старался доказать себе и окружающим, что принесенная жертва не была напрасной.

Гибель Павла I повергла в отчаяние не только Александра, но и Марию Фёдоровну, едва не обезумевшую от горя в ту злополучную мартовскую ночь. В первые дни своего царствования государь наделил мать привилегированным титулом вдовствующей императрицы и выделил ей солидные средства, благодаря чему она вскоре смогла содержать собственный блистательный двор. Александр искренне любил свою мать, к тому же, несомненно, чувствовал себя виновным в том, что она лишилась мужа-императора, к которому испытывала чрезвычайную привязанность. Новое положение Марии Фёдоровны отодвинуло на второй план императрицу Елизавету Алексеевну. В ходе официальных придворных церемоний Александр, как правило, подавал руку матери, а его супруга следовала за ними в одиночестве. За столом вдовствующая императрица неизменно занимала почетное место по правую руку от царя.

Лагарп откликнулся на воцарение Александра следующим письмом: «Я вовсе не поздравляю Вас с тем, что Вы стали властителем 36 миллионов человек, но вместе с ними радуюсь, что судьба их отныне в руках государя, убежденного, что права человека не пустая иллюзия».

Не поздравлял себя и сам Александр. По словам вернувшегося ко двору А. Чарторыйского, коронационные торжества, состоявшиеся 15 сентября 1801 г., стали для мучившего себя упреками императора «источником сильнейшей грусти», «у него бывали минуты такого страшного уныния, что боялись за его рассудок».

Печальные обстоятельства, сопровождавшие вступление на престол 23-летнего императора, вероятно, стали одной из причин того, что он постарался максимально ограничить роскошь своего двора. Мария Фёдоровна, полагавшая, что «блеск» и «сказочное величие» самодержавия укрепляют его авторитет в народе, неоднократно упрекала сына за эту простоту. Интересно свидетельство французского посла Р. Савари о том, что «царскую обстановку» в Санкт-Петербурге можно найти только у вдовствующей императрицы. Мария Фёдоровна, всегда тяготевшая к придворному этикету, оставалась верной себе до конца.

Несмотря на отказ от «блеска» и «сказочного величия», Александр вскоре приобрел практически всеобщую любовь своих подданных. Этому способствовали, разумеется, не только личное обаяние императора и свойственная ему легкость в обращении с окружающими, но и проведенные им либеральные реформы, позволившие А. С. Пушкину назвать начало его правления прекрасным.

Первые шаги молодого императора свидетельствовали о решительном разрыве с предыдущим царствованием. Были восстановлены упраздненные Павлом I привилегии дворянства, возвращены из отставки около 12 тысяч офицеров и чиновников, амнистированы политические заключенные, уничтожена Тайная экспедиция. Новый государь снял запреты, относившиеся к одежде, разрешил свободный выезд за границу и ввоз иностранных книг.