Борис Воробьев - Прямой наводкой

Решаясь на крайность, Фролов уже приготовился бежать к окопу бронебойщиков, чтобы своими руками расстрелять, казалось, осатаневшую машину, но события опередили его.

Из травы поднялся Морозов. Мертвое пространство надежно защищало сержанта, и он стоял на пути танка. Взмах руки бывшего молотобойца, привычного к тяжести литого металла, был разящ и точен. В упор, словно снаряд, выпущенный орудием с прямой наводки, бутылка встретила набегавший танк. Фролов не слышал звона стекла; липкое пламя метнулось по броне, растекаясь в стороны горячими языками. Но танк не остановился. Уже ослепший, обожженный, изувеченный, он в последнем усилии достиг стоявшего перед ним человека, и в смрадном дыму уже никто не видел нового замаха Морозова, и так же неразличим был тонкий звук разбивающегося о металл стекла...

Все произошло так быстро, что трагизм случившегося не сразу дошел до сознания Фролова. Оно еще продолжало жить страстями и накалом этого столь неожиданно начавшегося поединка, не успев переключиться и зафиксировать его конец. Лишь после того, как над окопами повисла вдруг тишина, в которой непривычно громко разносились слова и бряцанье отставляемого на время оружия, мозг, как осколок, прорезала страшная в своей обнаженности и неприятии мысль о смерти Морозова. От нее хотелось кричать, и, чтобы укротить этот безысходный, помимо воли рвущийся из груди крик, Фролов с такой силой рванул ворот гимнастерки, что "с мясом" оторвал верхние пуговицы. Будто горошины, выщелкнутые из перезрелого стручка, они ударились о стенку окопа и скатились в нишу для запасных дисков и обойм. Бессмысленно посмотрев на них, Фролов перевел взгляд на подбитый Морозовым танк.

Обезображенный, с темно-бурыми пятнами ожогов, он горел с шуршанием и треском, словно был деревянный. Краска, накаляясь, распухала и образовывала на броне огромные волдыри, которые лопались и тут же сворачивались в трубку, обнажая серый, в раковинах и кавернах металл. Казалось, с танка, как с некоего гада, слезает старая кожа. Фролов отвернулся, не в силах смотреть на зрелище, вызывающее у него желание вновь и вновь стрелять а этот мертвый, но по-прежнему ненавистный остов.

Шум боя затихал. Было ясно, что первый натиск отбит, и следовало воспользоваться передышкой, чтобы подготовиться к новой атаке.

Фролов вернулся на батарейный НП. И, как оказалось, вовремя: не успел он отдать первые приказания, как его вызвали к телефону. Снова звонил командир дивизии.

- Фролов? Вот что, капитан, давай мигом ко мне. Что? Потом, потом все объясню! Мигом, говорю, давай!..

В голосе командира дивизии слышалась какая-то не свойственная ему взволнованность, и Фролов неожиданно почувствовал, что состояние командира передается и ему. Предчувствие чего-то необычного, что должно было произойти в самом ближайшем будущем, охватило его.

Сдерживая волнение, Фролов с силон сжал в кулаке трубку.

- Есть! - ответил он. - Буду у вас через несколько минут!

Командир дивизии ожидал Фролова с нетерпением. Как только он показался в окопе, полковник протянул ему бумажный бланк.

- Вот, читай! - сказал он торжествующе. - Радиограмма из армии!

Фролов взял бланк, торопливо пробежал глазамя неровно написанные радистом строчки: "Высылаем боекомплект эрэс. Обеспечьте посадочную для тяжелых самолетов".

- Ну? - опросил командир дивизии, наблюдая за реакцией Фролова. - Что скажешь?

Фролов ошеломленно молчал. Он ждал чего угодно, только не этого. Присылать самолеты с минами для "раис" сейчас, под носом у немцев, когда дивизия окружена и поблизости нет ничего похожего на аэродром, - в это надо было вникнуть. У дивизия появлялись реальные шансы прорвать кольцо и соединиться со своими.

Фролов еще раз перечитал текст сообщения, вернул бланк комдиву.

- Слушать приказ, - уже другим, официальным, не терпящим возражения тоном сказал полковник. - Вам, капитан Фролов (комдив всегда переходил на "вы", когда дело касалось принятия важных решений), возвращаться на батарею и находиться там безотлучно. Вам, майор, - полковник повернулся к находившемуся здесь же командиру саперного батальона, - немедленно приступить к оборудованию посадочной площадки. Через час, максимум полтора посадочная должна быть готова. Об исполнении доложить лично мне. Выполняйте! И последнее: для связи с самолетами выделить надежных бойцов-ракетчиков. Направление посадки указать тремя последовательно выпущенными зелеными ракетами.

Когда распоряжения были отданы, командир дивизии, снова обращаясь к Фролову, сказал:

- Как только самолеты разгрузят, снаряды будут доставлены на батарею. Остальное зависит от вас. Я имею в виду готовность установок к залпу. Ее надо сократить до минимума. Что же касается выбора цели, ее вам в свое время укажет штаб. Батарее после залпа сниматься с позиций и уходить.

Фролов возвращался к себе, когда немцы начали новую атаку, и скоро прорвались сразу в нескольких местах. Передовые окопы пали, но дальше немцам продвинуться не удалось. Полки и батальоны второго эшелона, пропуская танки, встречали немецкую пехоту рукопашной, а танки вновь и вновь напарывались на огонь истребительных батарей. Но силы дивизии таяли. В частях оставалась едва половина состава; не лучше обстояло дело и с артиллерией. Кончались снаряды, и был момент, когда положение спасли зенитчики. Выдвинув свои двенадцать пушек на открытую позицию, они остановили танки. А в центре обороны, невзирая на обстрел и ежеминутную возможность танкового прорыва, работали саперы. Они валили лес, тягачами корчевали пни, засыпали и трамбовали воронки. Обширная поляна, выбранная под аэродром,постепенно приобретала нужный вид. И через час с небольшим командир саперов доложил, что посадочная готова. В штаб армии ушла срочная радиограмма.

Самолеты прилетели четверть часа спустя. Две четырехмоторные машины с тяжелым гулом проплыли над верхушками деревьев и без прикидки пошли на посадку. Немцы, уверенные в том, что дивизия доживает последние минуты, были явно ошеломлены неожиданным поворотом дел, а когда опомнились, самолеты уже приземлились.

Фролов не видел, что происходит на поляне, но знал, что в эти минуты стоявшие наготове машины загружаются "эрэсами". Но сейчас его больше занимало другое. Обстановка в последний час изменилась настолько, что теперь батарея не могла стрелять обычным способом. Бой шел на ближних подступах, и залп, произведенный под углом, не дал бы результатов. Слишком сократилось расстояние до цели, и, чтобы поразить ее, требовалось опустить направляющие установок ниже горизонтального положения, то есть стрелять прямой наводкой. Для этого нужно было либо вырыть углубления под передними колесами машин, либо поставить установки на площадке с естественным уклоном и тем самым добиться необходимого положения. для направляющих. Площадок с естественным уклоном вблизи позиций не было. Оставалось одно - рыть. Рыть немедленно, не теряя ни минуты, потому что гул танковых моторов приближался неотвратимо.