Владимир Карпов - Полководец

Из Генерального штаба звонили не переставая и спрашивали:

– Давайте последние сведения! Сегодня должен быть салют в честь окончательной, полной победы. Где же ваши донесения? Где вы там? Что у вас происходит? Уже давно подписана всеобщая капитуляция, а от вас еще ничего нет.

И вот наконец все выяснено, все установлено, сведения даны и вновь издается приказ Верховного Главнокомандующего, адресованный маршалу Коневу и генералу армии Петрову:

«Войска 1-го Украинского фронта в результате стремительного ночного маневра танковых соединений и пехоты сломили сопротивление противника и сегодня, 9 мая, в 4 часа утра освободили от немецких захватчиков столицу союзной нам Чехословакии город Прага…

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за освобождение Праги, представить к присвоению наименования «Пражских» и к награждению орденами…»

В честь этой знаменательной победы в столице был дан салют по самому высшему разряду – из 324 орудий.

И в этот же день в столице нашей Родины был издан еще один приказ Верховного Главнокомандующего. Это был тот приказ, которого мы, фронтовики, ждали всю войну, к которому шли долгих четыре года через бои, кровь, подвиги и страдания. И поэтому мне бы хотелось этот приказ привести полностью.

«ПРИКАЗ

ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

по войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту

8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил.

Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена.

Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны.

В ознаменование полной победы над Германией сегодня, 9 мая, в День Победы в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, 30 артиллерийскими залпами из тысячи орудий.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Да здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-Морской Флот!

Верховный Главнокомандующий, Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

9 мая 1945 года № 369».

Этот приказ об окончательно одержанной победе был итоговым, но мне хочется отметить то обстоятельство, что приказ о завершающих боях в Отечественной войне, который предшествовал этому итоговому, был о взятии Праги и был адресован маршалу Коневу и генералу армии Петрову – герою моего повествования.

Страна ликовала. Народы Европы, в том числе и немецкий народ, наконец-то вздохнули свободно. Салютовала победителям Москва, салютовали и сами войска. В часы, когда был дан салют, стреляли не только орудия в Москве, стреляли все, у кого в руках было оружие, стреляли, кричали, было всеобщее счастье Победы!

В предыдущих главах я обещал читателям рассказать о том, как Власов и бывшие белогвардейские генералы Краснов, Шкуро, пошедшие на службу к гитлеровцам, стали пленниками генерала Петрова (разумеется, брал их в плен не лично Петров, но по служебному положению сбор, опрос, содержание, охрана и отправка пленных входит как раз в обязанности начальников штабов всех степеней).

Теперь настало время для того, чтобы выполнить это обещание.

Я приведу рассказ Е. Райгородецкого, который в свое время записал слова полковника в отставке В. М. Доценко о том, как он с генералом М. Ф. Малеевым (оба они служили тогда в Донском казачьем кавалерийском корпусе) неожиданно увидели арестованных белогвардейских атаманов.

« Помещение, куда мы вошли, напоминало заводской цех. На просторной площадке стояли скамейки, разложены полосатые матрацы.

Десяток старцев при полной амуниции лениво поднялись со своих мест. Вперед вышел высокий старик с воспаленными глазами. За ним – обрюзгший коротышка с красным испитым лицом. У обоих генеральские погоны с серебряной канителью.

– Господа! – обратился к ним Павлов (генерал-майор, начальник советского гарнизона в городе Юденбург. – В. К.). – Перед вами заместитель командира Донского казачьего кавалерийского корпуса генерал-майор Малеев. Прошу представиться, господа.

– Генерал Краснов, – сухо произнес высокий старик с воспаленными глазами.

– Генерал Шкуро, – промычал обрюзгший коротышка.

Невнятные голоса раздались за их спинами.

Малеева, видимо, больше, чем нас, поразила эта сцена. Некоторое время он молчал, пристально разглядывая арестованных.

– Простите, генерал, – нарушил тишину Краснов. – Не знаете ли, от чего умер Борис Михайлович Шапошников?

– Маршал Шапошников был тяжело болен, – ответил Малеев.

– Как здоровье Буденного и Ворошилова? – полюбопытствовал Шкуро.

– Отлично. Если это вас интересует.

– Как же! Как же! Приходилось с ними встречаться. Я имею в виду на поле брани. Вы еще не воевали в те времена.

– Напротив, воевал. И, представьте себе, в кавкорпусе Семена Михайловича. Рядовым бойцом.

Шкуро сделал пренебрежительную гримасу:

– Бойцы мало что знали.

– Мало?! – возмутился Малеев. – Мне не забыть, как ночным штурмом буденовцы овладели Воронежем. Захватили ваш штабной поезд. Если не изменяет память, вы, господин Шкуро, чудом спаслись на автомобиле. А под Касторной? А на переправе через Северный Донец? От вашей конницы, извините, осталось мокрое место. Все помним, все, по числам…

– И я вас, буденовцев, погонял… – начал было Шкуро и осекся, почувствовав на себе недобрый взгляд Краснова.

– Полно, полно вам, – возбужденно проговорил Краснов. – Молчите.

Он протер носовым платком воспаленные глаза и обратился к Малееву:

– Получу ли я возможность написать мемуары?

– Не знаю. Правительство решит.

– В таком случае, что же нас ожидает?

– Правительство решит, – повторил Малеев. – Оно, выполнит волю народа.

– Я всегда стоял за русский народ.

– Лжете, казачий атаман, – перебил Малеев. – Вы его предали. В первые же дни после установления Советской власти пытались задушить революционный народ. Надеюсь, вы не забыли Пулковские высоты?! Получили по заслугам.

Краснов поморщился, отвернулся к Шкуро.

– Слушайте, слушайте, Петр Николаевич, – прошипел тот.

Сзади захихикали.

Глядя на нас, Краснов почти крикнул: